Генри Харт - Морской путь в Индию

На следующее утро, в понедельник 28 мая 1498 года, Гама отправился на свидание с царем, взяв с собой тринадцать человек. К счастью, среди этой группы был автор «Рутейру», и, таким образом, у нас есть рассказ очевидца (правда, освещающего все с чисто португальской точки зрения) свидания между правителем Каликута и послом короля Мануэла. Когда Гама и его люди сели в лодки, пушки на кораблях флотилии дали внушительный салют, на мачтах и реях были подняты флаги и вымпелы. Офицеры и матросы были одеты в самое лучшее платье; маленький кортеж сопровождали трубачи и знаменосцы. На лодки для безопасности были погружены бомбарды. Брат Гамы Паулу оставался командовать кораблями, а Николау Коэлью, капитан «Берриу», получил распоряжение быть около берега с людьми на лодках и ожидать возвращения командира. Прежде чем спуститься с корабля, Гама приказал, что в том случае, если какой-нибудь серьезный неблагоприятный инцидент помешает ему вернуться, корабли должны немедленно отправиться в Португалию и дать отчет о путешествии и его результатах.

На берегу к Гаме и его спутникам присоединился длинный эскорт, тут было много и вооруженных воинов. Гама сел в приготовленный для него паланкин, который несли шесть регулярно сменявшихся человек, и вместе со своими спутниками направился по дороге в Капуа (некоторые авторы называют этот пункт Капукати). Там португальцам дали обед — рис с маслом и рыбу. В Капуа — в семи милях от Каликута — португальцы сели на лодки, и их около двух миль везли по реке Элатур. Сойдя на берег, Гама опять поместился в паланкине, и вся группа вместе с эскортом и туземными переводчиками отправилась в Каликут по дороге, запруженной толпами мужчин, женщин и детей, любопытствующих взглянуть на пришельцев.

Вступив в город, португальцы прежде всего посетили храм. Об индийской религии португальцы знали так мало, что в течение всего пребывания в Каликуте, по-видимому, считали, что тамошние жители — христиане и что их храмы — это христианские церкви [322]. Сначала они пошли в часовню со святилищем, в котором стояло скульптурное изображение, принятое ими за статую девы Марии. Один хронист пишет, что индусы столпились вокруг чужеземцев и, показывая на статую, кричали: «Мария, Мария!» [323]. В святилище, где служили брамины, португальцам не позволили войти, но им дали «белую землю, которой христиане этой страны обычно мажут лоб, грудь, шею и плечи». Гама отказался помазать себя этой «белой землей» [324], но заявил, что он сделает это позже. «Много других святых было нарисовано на стенах церкви. Они были в венцах. Их изображали по-разному — у иных зубы выдавались на дюйм изо рта, у других было четыре или пять рук». По крайней мере, один из присутствующих, Жуан да Са, писец корабля «Сан-Рафаэл», выразил сомнение, что на этих изображениях — христианские святые. Когда он стоял на коленях, молясь рядом с Васко да Гамой, он прошептал: «Если это дьяволы, то я поклоняюсь истинному богу». Услышав это, Гама улыбнулся, что бывало с ним редко.

Выйдя из храма, Гама и его спутники оказались окруженными большим эскортом, который сопровождал их всю остальную дорогу. «Они били в барабаны, дули в анафилы, играли на волынках и стреляли из мушкетов. Сопровождая капитана, они проявляли по отношению к нам большое уважение — больше, чем в Испании оказывается королю». На улицах толпился народ, люди высовывались из окон и собирались на крышах домов, чтобы посмотреть, как проходит эта красочная процессия. Наконец, народу стало такое множество, что у ворот дворца эскорт уже еле пробивал себе дорогу; пришлось вытащить ножи, и, прежде чем удалось расчистить путь, было ранено несколько индийцев.

На путешествие от кораблей до дворца был потрачен целый день, и процессия вступила во дворец всего за час до заката. Саморин принял Гаму и его людей в маленьком зале — откинувшись, он сидел на ложе, покрытом зеленым бархатом; в левой руке он держал золотую плевательницу для бетеля, а сбоку стояла золотая чаша, наполненная приготовленным бетелем. Гама вошел в зал и торжественно приветствовал государя, подняв соединенные руки, как, по его наблюдениям, делали индийцы. Португальцев усадили перед царем на каменную скамью, полили им руки водой и дали ломтики плодов хлебного дерева и бананы — эти плоды были им неизвестны. После того как португальцы поели, саморин попросил через переводчика, чтобы Гама рассказал ему и его свите о своем путешествии и о целях этого путешествия. Гама колебался, отвечать ли, и заявил, что как посол короля Португалии он может сообщить то, что ему поручено, лишь одному саморину. Саморин благодушно согласился и вместе с немногими доверенными советниками удалился в другую комнату, куда сейчас же направился и Гама, между тем как другие португальцы остались в зале.

Командующий флотилией рассказал саморину о различных экспедициях, в свое время снаряженных принцем Генрихом и королем Жуаном, а также о своей флотилии, направленной Мануэлом, «который приказал ему [Гаме] не возвращаться в Португалию, пока он не найдет этого христианского короля, — в противном случае ему отрубят голову». Хронист Узориу [325]сохранил для нас, как он утверждает, заключительные слова обращения Гамы:

Мануэл, государь великих достоинств, обладающий возвышенной душой и большой любознательностью, слышав многое об Индии и особенно об империи Каликут, узнав о чистых нравах ее народа и о достоинстве и величии ее правителя, пришел в восхищение и преисполнился желанием вступить в дружбу с таким прославленным монархом. Для этой цели он, Гама, и был послан сюда, и он нимало не сомневается, что такой союз будет в значительной степени способствовать взаимной выгоде обоих государей.

Под конец Гама заявил, что два письма, посланных его королем саморину, он доставит на следующий день. Ответ государя был чрезвычайно любезен. Он высказал свои благие пожелания португальскому послу и сказал ему, что «он считает его другом и братом и пошлет вместе с ним послов в Португалию» [326].

Время шло быстро; было уже десять часов. Саморин распорядился, чтобы чужеземцам дали подобающее помещение и сам лично отправился в залу, чтобы пожелать своим гостям спокойной ночи. Гаму понесли в паланкине, его сопровождали его спутники и большая толпа индийцев. Но, пройдя короткое расстояние, они были застигнуты жестокой грозой. Их повели в дом какого-то мусульманина, и они переждали дождь на «веранде, покрытой черепицей». Придя в отведенный для них дом, они нашли там собственную постель Гамы, принесенную его же матросами с корабля и поставленную там ги подарки, которые он намеревался вручить правителю Каликута.

На следующее утро командир позвал сановников саморина и попросил их осмотреть подарки. Они с изумлением глядели на жалкие товары, выставленные в комнате: все это годилось для какого-нибудь мелкого зулусского или готтентотского вождя, но было оскорбительно для повелителя Каликута. Тут было «двенадцать кусков полосатой материи, четыре красные шапки, шесть шляп, четыре нити кораллов, ящик с шестью тазиками для мытья рук, ящик сахара, два бочонка масла и два — меда». Увидев предложенные подарки, арабский сановник презрительно засмеялся и отказался передать их саморину, «сказав, что такие вещи нельзя предлагать царю, что самый бедный купец из Мекки или любой части Индии приносит больше и что, если он хочет поднести подарок, пусть подносит золото, ибо подобных вещей царь не примет». После этого Гама опять солгал, заявив, что дары эти принадлежат лично ему, а если португальский король прикажет ему поехать еще раз, он передаст ему гораздо более богатые подарки. «Но сановники саморина наотрез отказались передавать дары и не позволили Гаме посылать их, а когда они ушли, явились какие-то мавританские купцы, и все они с презрением говорили о подарках, которые капитан желал послать царю».