Свен Андерс Хедин - В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

В этот день мы достигли области Юган-кум, вполне оправдывающей свое название: мощный песок. Высокие голые барханы отвесно спускаются здесь в реку. У южной же их подошвы простиралась степь, где мы снова встретили пастухов. Один из них проводил нас дальше, до лесной области Тонкуз-басте (Подвешенный кабан). Здесь проживали две пастушьи семьи, образовавшие настоящий лагерь дикарей вокруг костра, под открытым небом. Матери были окружены ребятишками, все одеяние которых состояло из распахнутого тулупчика. Поблизости лагеря паслось 300 овец. Еще имелся в лагере петух, три курицы, голубь и пара собак.

Тут же на земле были разбросаны их пожитки: разная деревянная посуда для печения хлеба, доения овец и трапез. Вода хранилась в кожаных мешках и ведрах, выдолбленных из тополевых пней. Муку держали в мешках. Лежали здесь еще пара кунганов, несколько ножей, ножницы, деревянные ложки, «дутар» (двухструнный инструмент), войлочные ковры, котел, сито из конских волос для процеживания молока и кое-какая одежда.

Двое из мужчин носили оригинальную обувь, которую нам пришлось видеть здесь впервые: подошвы дикого верблюда целиком с когтями. Пастухи и их семьи скоро перестали дичиться нас и позволили срисовать с себя портреты. Эти пастухи дали нам важное указание, что в дне пути к северо-западу погребены в песке развалины еще одного древнего города. Они называли его Кара-дун (Черный холм): некоторые из барханов поросли кустами тамариска, которые издали смотрятся черными силуэтами на желтом песке.

2 и 3 февраля мы посвятили экскурсии на развалины. Этот город занимал меньшую площадь, нежели первый, но относился к тому же времени. Мы нашли здесь такие же образчики стенной живописи, но менее хорошо сохранившиеся, ту же архитектуру и тот же строительный материал. Одна почти квадратная постройка, стены которой имели в длину 85 и 76 метров, напоминала караван-сарай; внутри находился двор, а посреди двора еще четырехугольная постройка меньших размеров. От другой постройки удивительно хорошо сохранились стропила. Чего-нибудь особенно замечательного мы не нашли, но хорошо познакомились со способом постройки домов, связью стропил и устройством очага. Ось от арбы свидетельствовала, что здесь когда-то пролегала проезжая дорога. Нашли также множество черепков глиняной посуды.

Пастухи и охотники из области Хотан-дарьи знали эти развалины; так, однажды ходил сюда с Хотан-дарьи мои слуга Касим и провел в пути 5 дней. Но удивительное дело! Им никогда не приходило в голову продолжать путь к востоку еще в течение одного дня — тогда бы они нашли воду, людей, говоривших одним с ними языком, овец, хлеб и все, в чем нуждались. Им удавалось проводить на развалинах, где они, по обыкновению, искали сокровищ, не более дня, так как они не могли захватить с собой воды и хлеба на одном осле более чем на 10 дней. Обитатели лесной полосы около Керии-дарьи тоже бывали на развалинах, но никогда не встречались там с хотандарьинцами. Этим отчасти и объясняется, что первые не слыхали о Хотан-дарье, а вторые не знают Керии-дарьи.

Вернувшись к реке, мы продолжали путь вниз по ее течению. 6 февраля мы достигли Сарык-кетме, где река имела 79 метров ширины, и, судя по ее общему виду, можно было думать, что ей еще долго конца не будет. Замечательно, что мощная Хотан-дарья, которая летом катит через пустыню Такла-макан такие огромные массы воды и, соединяясь с Яркенд и Аксу-дарьей, образует Тарим, зимой так иссыхает, что узкая ледяная лента ее совсем обрывается к югу от Буксама, т.е. около того пункта, где я в прошлом году достиг реки. Дело в том, что она питается исключительно горными потоками, получающимися при таянии снегов и ледников Северного Тибета, тогда как менее значительная Керия-дарья даже осенью и зимой получает значительное подкрепление из источников.

Тем не менее и этой реке, которая была для нас до сих пор неоценимым путеводителем в пустыне, вскоре предстояло быть побежденной песками. Достигнув 7 февраля лесной области Катак, мы узнали, что нам остается идти по реке всего в течение полутора дней, а затем мы вступим в область голого песку.

Мы остановились здесь на день, пользуясь гостеприимством старого Магомет-бая, истинно комического персонажа, который всю свою жизнь провел в лесу и даже не знал, кто теперь владеет страной — Я куб-бек или китайцы. Эти лесные жители свободны от податей и вследствие этого от всякого сношения с китайскими властями. Пожалуй, китайцы и не подозревают, что леса Керии-дарьи населены, иначе, наверное, и эти туземцы не избегли бы посещений сборщиков податей.

Совершенно отрезанный со своей семьей — женой, сыновьями и внучатами — от внешнего мира, Магомет-бай, однако, сохранил свою магометанскую религию и неукоснительно исполнял все ее обряды. «Не делай я этого, — пояснял он, — волки или дикие кабаны давно бы покончили с моими овцами».

Покровителем своим эти лесные жители считают Хазрет-и-Музу (Моисея), который, по преданиям, сам был пастухом, и ежедневно молятся ему. Они не знают названий месяцев и дней, но родного языка, который сопровождает людей на край света, не забыли; по разговору они почти и не отличаются от своих родичей, разбросанных по всей стране. Можно подметить лишь некоторые особенности выговора и сравнительную бедность языка.

9 февраля мы направились дальше к северу. Река, которая еще около Катака имела в ширину 84 метра — правда, в месте, где она образует озеровидное расширение, — сузилась теперь до 15 метров и текла между непроходимыми лесными чащами медленно, крупными извилинами. На следующий день последний наш проводник повернул обратно, а мы продолжали путь, руководясь этой иссыхающей полоской воды, продираясь с помощью топора сквозь чащи тамариска, пересекая небольшие камышовые заросли или шагая между поросшими редкой растительностью барханами.

Сердце у меня сжалось, когда мы наконец дошли до того места, где река погибала в неравной борьбе с песками и где полоска хрупкого пористого льда обрывалась. В течение целого дня мы, однако, еще без труда руководились сухим руслом реки, которое наполняется водой лишь в летнее половодье. Русло это было узко и глубоко; по берегам рос лес, настолько частый, что путь в нем можно было проложить лишь огнем.

Там и сям в чаще виднелись проходы, вроде туннелей, проложенные к реке дикими кабанами. Ландшафт несколько напоминал каналы, вырытые между сплошными рядами темных финиковых пальм около Басры.

Вечером мы расположились лагерем в самом русле, где вырыли колодец и нашли воду на глубине 1,85 метра, здесь же в последний раз слышали мы, как ветер шуршал желтой, высохшей листвой, опавшей с тополей осенью. Затем опять со всех сторон объял нас вечный песок; нам предстояло еще раз помериться с ним силами.