Алексей Парин - Хроника города Леонска

– Тут я копаться не стану. Скажи мне лучше, как обстоят дела у тебя на кафедре.

– Ну, в этом-то как раз все дело. Сегодня кафедра без моего ведома назначила общее собрание, и на него все пришли как один. Хоть бы о науке так пеклись!

– И вы с Гидо на него тоже пришли?

– А что мне было делать? Я же знала, о ком они станут судачить. Хоть бы один умный человек нашелся! Во всех только самолюбие брызжет, прямо из ушей на землю выливается, считают себя истинами в последней инстанции.

– И что они сказали о Гидо?

– Не стану я тебе всю эту чушь пересказывать. Лена Линкс заявила, что они все, семнадцать человек, включая трех профессоров и четырех лаборантов, подадут заявления об уходе, если Гидо будет зачислен доцентом на нашу кафедру.

– Ты когда собиралась это сделать?

– Я подала заявку ректору, он одобрил мое предложение, и у моей секретарши уже лежал приказ о назначении Гидо. Я завтра хотела вывесить приказ на кафедре.

– А ты знала, как люди на кафедре относятся к Гидо?

Соня замолчала. Ей не хотелось отвечать на этот вопрос. Она меня знала и в чем-то опасалась. Зачем говорить об очевидном? Лучше было улизнуть от ответа. Я это понял.

– Соня, ты должна мне об этом сказать. Иначе зачем весь этот разговор?

– Ну хорошо. Не любили они его. Все без исключения не любили. И я это хорошо знала. Потому что за четыре года, пока Гидо здесь обретается, я попробовала его познакомить поближе со всеми своими коллегами на кафедре. Звала их в гости, мы вместе ходили в театр и в рестораны. Я устраивала завтраки для лаборанток, на которых Гидо пытался их очаровать. У меня ничего не получилось. Все как один сначала отвернулись от Гидо, а потом стали выражать свое негативное отношение и ко мне непосредственно. Я шла напролом, мне было море по колено. А на этом собрании меня стали ломать через коленку.

– И чем все дело кончилось?

– Страшным скандалом. Они несли свою глубокомысленную чушь о научной несостоятельности господина Скаппато часа два. Мы с Гидо сидели тихо и голоса не подавали. Ни одного грубого или некорректного слова в адрес Гидо или в мой адрес не было сказано. Но нас все равно как будто вываляли в дерьме. Они прокручивали фрагменты из аудиозаписей с выступлениями Гидо и хладнокровно анализировали их с точки зрения объективного знания. Удары наносились точные, меткие, хлесткие. Я думала, Гидо выскочит или закричит. Он молчал. Через два часа чаша моего терпения наконец переполнилась. Я встала и заявила, что мои дорогие коллеги могут дружно подавать заявления об уходе. Я зачисляю господина Гидо Скаппато, гражданина Швейцарской Конфедерации, на должность доцента кафедры русской литературы гуманитарного факультета Леонского университета с семнадцатого сентября 2012 года. Гидо встал, не поднимая глаз, и мы ушли.

– Твои коллеги остались на месте?

– Да, они не произнесли ни одного слова, пока мы с Гидо болтались на кафедре. Что было потом, я не знаю.

– Вы приехали к тебе домой?

– Нет, мы пришли пешком. За всю дорогу не сказали ни слова друг другу. Дома Гидо открыл бутылку «Вдовы Клико» и выпил залпом из горла половину. Сел в кресло и дивным своим голосом обворожительно сказал, что уезжает из Леонска и из России сию же секунду. Что я оказалась бездарной в руководстве и ему со мной делать нечего.

Соня замолкла. Тут я услышал наконец, что виола-да-гамба моего сына по-прежнему распластывает свои скорбные виражи в моей гостиной, встал и выключил плееер.

– Я не смогла сдержаться и долго кричала как безумная. Что я говорила, ты можешь себе представить легко.

– Ты ошибаешься, Соня, у нас с тобой случались острые моменты, но ты всегда щадила меня и никогда не срывалась.

– Не равняй на себя! Ты особый человек, Ханя, я всегда это знала. А Гидо… Он выпил бутылку до конца, собрал свои вещи из разных комнат и сказал мне напоследок: «Аддио, качуча!»

Я взял паузу. Тишина в гостиной стояла такая скорбная, что никакого Сент-Коломба не надо было.

– Я думаю, Соня, тебе не нужно пока появляться на кафедре. Семестр только что начался, и тебе лучше исчезнуть на время. Позвони секретарше и сообщи, что уезжаешь по семейным делам в Германию на две недели. Потом вернешься – и все наладится само собой!

Соня выпила еще рюмку водки и даже крякнула.

– Что-то такое было и у меня в голове. Я недаром прожила с тобой так долго. Дай я тебя поцелую.

И Соня с видимым удовольствием подарила мне такой упоительный поцелуй в губы, что я еле устоял на ногах.

Соня уехала через час, такси умчало ее на вокзал. Поезд увез ее в Москву, от нас ехать экспрессом всего пять часов, и на следующий день она звонила мне из Мюнхена. В голосе радости было мало, но чувствовалось, что время работает на нее.

Но вам-то, конечно, хочется узнать, как прошла встреча Марка и этого самого Фиша. Я при том не присутствовал, но Марк, вернувшись от мэра, в компании бабушки и Чино тотчас же направился ко мне и рассказал нам все от первого до последнего слова. Так что эта глава – в пересказе повествования от Марка.

Весь вечер после Золотого поля Марик собирал материалы на Фиша. То есть он, конечно, знал, что тот печется о секретности своей профессиональной и личной биографии, но, подробно анализируя все, что упоминает Google и прочие поисковые системы, сумел кое-что выскрести из форумов и прочих нескладных коллекций мнений и суждений. Марик понял, что и за этим хозяйством люди Фиша вели постоянную слежку, поэтому большинство высказываний, в которых есть указания на ту или иную деятельность Рыбы-Фиша в прошлом, сразу же как бы замазываются, ставятся под сомнение одной из следующих реплик на форуме.

– Ясно, что ничего не ясно, – сказал Марик бабушке. – Мне предстоит разговор с человеком в оболочке анонимности. В нынешней ситуации переизбытка информации это даже занятно.

Конечно, и звонки по телефону следовали не переставая весь вечер. Но тут на страже Марикова спокойствия стояла бабушка. Она неукоснительно брала трубку и твердым голосом отвечала на любые советы:

– Да, конечно, я ему передам. Это очень важно. Спасибо, что позвонили.

Марик ее ни о чем не предупреждал, но ей и самой все было ясно. Они думали с внуком, как организовать его доставку в мэрию, но потом Марик хлопнул себя по лбу и сказал:

– Так они же сами пришлют за мной машину. Ты увидишь!

И действительно, в десять ноль-ноль на следующее утро раздался звонок телефона, и радостное сопрано пылко одарило щедростью:

– Это дом Марка Волкова? Машина за вами будет подана к десяти тридцати. Мы ждем вас с нетерпением.

Марк нервничал, не находил себе места все утро, но тут показал сиянием глаз, как он доволен тем, что предугадал ситуацию. На нем был матросский костюм, который любят все мальчики в его возрасте, и это придавало ему уверенности.