Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

С опалой могущественного фаворита, его владения были конфискованы и перешли к царице, а та их завещала наследникам как родовые. Этот венец был короной силезского герцогства де Козел, которую ему пожаловал император Карл VI, делая его князем [Священной] римской империи.

Мы видели рождение и возвеличение Меншикова. Он использовал расположение к нему, чтобы скупать огромные имения как в России, где был князем, сенатором, фельдмаршалом и кавалером ордена св. Андрея, так и за ее пределами; он обладал таким неимоверным количеством земель и поместий в империи, что мог, образно говоря, ехать от Риги (Ливония) до Дербента (Персия) и каждый раз ночевать в своих имениях. В его обширных владениях жили 150 тысяч крестьянских семей или более 500 тысяч душ. Прибавьте ко всем этим богатствам свыше трех миллионов рублей, то есть столько, во сколько оценивались серебряная и золотая посуда, украшения, камни и подарки от тех, кто нуждался в его посредничестве в отношениях с царем, и кто оплачивал услуги фаворита.

Может быть, Петр, отлично зная об его незаконных поборах, собирался его сослать и, может быть, велел бы это сделать, когда умирал неожиданной, быстрой, почти таинственной смертью, о которой мы рассказали.

Итак, Меншиков устоял во всех своих почестях, во всем своем богатстве, другими словами, сохранил все свое могущество. И в качестве фельдмаршала держал в своих руках войска. С пятью сотнями человек он окружил сенатский дворец; затем, войдя в зал заседаний, где ранг давал ему право присутствовать, и, заняв свое место, он заставлял сенат решить вопрос о престолонаследии в пользу Екатерины ― его бывшей любовницы, надеясь править от ее имени и вместо нее. Однако проявилась оппозиция.

Великий канцлер и другие сенаторы не разделяли мнения Меншикова и поддерживали порядок престолонаследия в пользу Петра II, внука царя.

Испытывая давление от присутствия Меншикова и солдат, сенаторы предлагали посоветоваться с народом и открыть одно из окон зала, где шло заседание, для общения ассамблеи с людьми. Меншиков ответил, что не жарко, чтобы открывать окна. После этого он подал знак, и вошел офицер, с двумя десятками солдат только, но в глубине коридоров можно было видеть всю военную группу, вооруженную и грозную. Императрица Екатерина была провозглашена преемницей Петра I.

Но вскоре опека Меншикова стала ей в тягость, и она дала почувствовать, что этим раздражена. С тех пор Меншиков предугадал близкую смерть императрицы Екатерины и занялся подбором наследника ее короны. Пообещал трон великому князю Московскому при условии, что тот женится на его дочери. Великий князь, вольный не выполнять обязательства, впутался в это дело. И вот что рассказывают или, скорее, рассказали.

Екатерина, в самом деле, как и предвидел Меншиков, заболела; Меншиков пожелал взять на себя все заботы о достославной больной; однажды Меншиков взял из рук фрейлины-итальянки, которую звали мадам Джанна, чашку с назначенной врачом микстурой. Екатерина нашла микстуру такой скверной, что отпила только три четверти чашки и передала ее фрейлине. Та не могла сообразить, откуда взялся дурной привкус в питье, приготовленном ею собственноручно и только из приятных компонентов, допила микстуру из чашки и действительно обнаружила в ней тот самый привкус, на который пожаловалась императрица.

Императрица умерла; фрейлина тяжело заболела и была спасена только мужем, итальянским химиком, который дал ей противоядие.

Меншиков, стал хозяином и господином всех и вся. Сосватал дочь молодому царю и стал его стражем, но не как императора, которого уважают, и не как зятя, которого любят, а как узника, когда боятся, что тот убежит. Тем не менее, Петр II бежал. Его компаньонами в этой игре были тетка Елизавета (которая правила после и оставила восемь внебрачных детей и ни одного законного наследника и была названа Милосердной, потому что в ее царствование никто не умер насильственной смертью) и два молодых князя Долгоруких. Во время поездки, предпринятой Петром II в Петергоф в сопровождении неотлучного опекуна, один из двух братьев, Иван Долгорукий, подталкиваемый министром Остерманном, предложил юному принцу бежать ближайшей ночью через окно.

Дело было очень легким, потому что, как заметили, часовой стоял только у двери.

Молодой царь, более других утомленный рабством, в какое попал, и не испытывающий любви к дочери Меншикова, принял приглашение и с наступлением ночи вместе со своим предприимчивым компаньоном бежал и добрался до определенного места на дороге, где его в огромном числе ожидали вельможи и офицеры, поголовно враги Меншикова. Все прибыли в дом канцлера Головина, провели заседание сената и оттуда, с триумфом, вернулись в Санкт-Петербург.

Меншиков, узнав о бегстве принца, растерялся. Однако он ни в чем не хотел себя упрекать и решил испытать судьбу до конца. Поехал за молодым царем, прибыв во дворец, увидел, что все караулы заменены, а гарнизон обезоружен. Тогда он вернулся в свой дворец, чтобы принять какое-нибудь решение. Когда он входил к себе, его арестовало подразделение гренадеров, которое окружило дом. Он просил милости поговорить с царем, но весь полученный ответ о смысле ареста сводился к тому, что царь приказал ему вместе с семьей удалиться в Раннебург [Раненбург] [142] Раненбург ― ныне город Чаплыгин Липецкой области с железнодорожной станцией Раненбург. .

Раненбург был земельным владением Меншикова ― между Казанским царством и провинцией Вятка [в Липецкой области]. Меншиков мог бы ожидать худшего. В Раненбурге у него был роскошный замок, который он велел превратить в крепость и где он собрался жить жизнью старых князей, к кому его, сына простого крестьянина, приравняли императорские милости.

Царь разрешил взять с собой столько слуг, сколько он пожелает и денег, сколько потребно, и самые большие ценности. Кроме того, что редко случается при опале, с ним говорили предельно вежливо; значит, он не был человеком, который погрузился на дно и не мог больше выплыть на поверхность. Ему предписывалось покинуть Санкт-Петербург на следующий день.

Около 10 часов утра он выехал в своих самых великолепных каретах с багажом и свитой таких внушительных размеров, что его отъезд выглядел не смиренным этапом ссыльного, а парадным кортежем посла. Проезжая по улицам Санкт-Петербурга, он приветствовал каждого, справа и слева, как император, принимающий почести от народа, заговаривая со знакомыми спокойным и ласковым голосом. Многие шарахались, не отвечая ему, как поступили бы они по отношению к чумному, но другие, кто посмелей, обменивались с ним несколькими словами, чтобы его пожалеть или ободрить: он еще не был низведен до такого уровня, чтобы дерзали его оскорбить.