Леонид Кавелин - Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника

– Я не хотел молиться в твоем храме. Везде, где молился Калиф, мусульмане ставят свою мечеть. Они бы отобрали у тебя место, которое я хочу тебе оставить. Прикажи показать мне камень, на котором почивала голова Патриарха Иакова во время его чудесного видения.

Места этого нельзя было указать в Иерусалиме, ибо, насколько сохранялось предание о нем, оно находилось в Вефиле в окрестности Сихема, нынешнего Наплуза; но ему указали на гору Морию и на ней место прежней святыни Соломона; ибо по еврейским преданиям камень тот был перенесен в святилище и на нем стоял Кивот Завета во Святая Святых. Смутился Омар, видя такое место покрытым развалинами и сметием; тотчас же приказал его очистить и воздвиг мечеть, одну из прекраснейших во областях Ислама. Назвал ее Ель-Сакраг, то есть скала, вероятно в честь камню Иаковлеву. Мечеть эта пользуется у мусульман известностью и почитанием наравне с мечетями в Медине и Мекке. Наследники Омара окончили здание Ель-Сакраг. Когда крестоносцы овладели Иерусалимом, они обратили великолепную мечеть Омара в христианскую церковь, и легат Папы Иннокентия II освятил ее в начале двенадцатого века. В это время и посетил сей храм наш паломник, игумен Даниил, который в своем «Страннике» оставил верное и любопытное описание его. «А святая святых, – пишет он, – от Воскресения Христова (то есть от храма Гроба Господня) вдалее яко двою дострелит муж. И есть церковь Святая Святых дивно и хитро вельми создана, и красота ее несказанна: есть бо кругла образом, и страшно видети, и мусиею изовну исписана дивно несказанно, стены ее помощены досками мраморяными драгого мрамора, красно вельми. Столпов же имать под верхом (под куполом) стоящих 12 облых, а под полатями 12 облых же, а задних (т. е. пилястров) восемь. Двери же имать четыре побиены медью злаченою. Под верхом же тем самым есть печера в камени иссечена: в той печере убит бысть пророк Захария: ту гроб его бысть и ныне же несть его ту. Ин камень есть близ печеры тоя, под верхом (т. е. под куполом). На том камени Иаков спал, и ту сон видел: и лествица, утверждена бяше на земли, еяж глава досязаше до небеси и Ангели Божии восхождаху и нисхождаху по ней, Господь же утвержашеся на ней; туж убо брался Иаков со Ангелом: воста Иаков и рече: се место дом Божий и врата небесныя суть. На том же камени пророк Даниил виде Ангела стояща со оружием нагим и секуща люди Израилевы. И влезь Давид в туж печеру, плакась горько моляся к Богу: „Господи, не овца согреши, но аз”. Есть церковь та всямо окачна (округла) сажень 10-ть поперег в ширину и в длину и в печерке подле, входы ж четыре имать. Ветхая церковь Святая святых разорена есть от поганых, и несть ничтоже ветхого здания Соломонова знать, но токмо ров церковный, еже почат было пророк Давид созидати. Она ж печера и камень, иже под верхом (куполом) [49]церкви, то есть ветхого здания только. А сию церковь нынешнюю создал старейшина от Срацын именем Амир (Омар)».

В 1187 году, когда крестоносцы были изгнаны из Святой Земли и Иерусалим снова впал в руки неверных, Саладин, по свидетельству мусульманских писателей, вошел в Ель-Сакраг и, взявши в руки метлу, сам начал выметать храм. Потом все стены его были обмыты розовою водою, и все здание, как извне, так и изнутри, приведено в прежнее состояние. На куполе мечети стоял большой золотой крест. В день штурма Иерусалима несколько мусульман взобрались наверх, чтобы его сбросить оттуда. «В эту минуту, – пишут арабские хроники, – остановилась борьба и глаза всех христиан и мусульман обратились в одну сторону, – все взгляды сошлись в одном пункте. Крест упал, – один крик пронесся по городу и окрест его, крик радости и триумфа у чтителей Ислама, – страха и отчаяния у христиан, – и эхо этого крика было ужасно; казалось, что вселенная потряслась в основаниях своих»…

С этого времени и доселе непрерывно блещет полумесяц на горе Мории; с этой эпохи и доступ к мечети Омара воспрещен христианам под угрозою смерти, в знак чего пред двумя воротами, ведущими на ее двор из города, над самою главою проходящих, висят на шнурках камни. Только фирман падишаха из Стамбула отворяет в нее вход для знатных или богатых посетителей Иерусалима, – но до недавнего времени и посещение с фирманом не обходилось без приключений.

Так рассказывают, что когда посещавший эту мечеть, по фирману из Царьграда, принц жуанвильский еще медлил внутри ее с несколькими адъютантами, паша иерусалимский, сопровождавший его с видимою неохотою, сказал:

– Теперь, как ваше высочество все осмотрели, мне не остается ничего более как исполнить то, о чем фирман падишаха позволяет мне догадываться.

– Что же это такое? – спросил принц.

– Фирман говорит только о допущении в мечеть, но умалчивает о том, имеет ли нога гяура, которая преступила порог Ель-Сакраг, право выйти из нее, – сказал суровым голосом турок.

Смущение адъютантов принца легко себе представить. Несколько из них схватились за свои шпаги. Их движению отвечал скрип затворявшихся врат мечети.

Принц жуанвильский не потерял присутствия духа. Он остановил знаком руки порывистый жест своих товарищей.

– Успокойтесь, господа, – сказал он, обращаясь к ним, – я здесь под высшею протекциею, нежели та, которую могли бы мне доставить ваши шпаги. Меня защищает честь султана и имя Франции.

– Вы совершенно правы, принц, – сказал турок, поглаживая обложенную драгоценными камнями рукоять дамасской сабли, – ибо на французскую шпагу отвечала бы мусульманская сабля: им уже не раз приходилось встречаться на этом месте. Но не относись ни к чести султана, ни взывай к имени Франции. Не помогло бы тебе ни то, ни другое. Помни, что то не в Египте у Мегмета-Али, которым помыкает Франция. Честь – это праздное слово наряду с Кораном. Но сам Коран защищает принца. Ты в дому Аллаха, а Магомет пророк его, принимал тебя, как своего гостя. – И по данному знаку отворились врата мечети.

Вероятно, что анекдот этот или придуман весь, или приукрашен наполовину мусульманскою похвальбою; передаю его, как слышал от одного из иерусалимских мусульман; но что посещение христианами мечети Ель-Сакраг не нравится ее стражам, это не подлежит никакому сомнению. Я имел редкий случай побывать в мечети во время посещения ее нашим Великим Князем Константином Николаевичем в 1859 году. С ним проникли в заветное святилище мусульман не только все русские богомольцы, но едва ли не все христианское население города и даже жиды. Это последнее обстоятельство очень оскорбило правоверных. На возвратном моем пути из Иерусалима (в том же 1859 году) ехал на нашем пароходе один из мулл этой мечети, провожавший царственного гостя при ее обозрении. Я вступил с ним в разговор, в котором он относительно посещения христианами их мечети выразился так: «Это бы еще ничего, что христиане посетили наш храм, – они освятились через это, но досадно, что с ними вместе пробрались и евреи. Это мы им никак не простим, и первый раз, как что-нибудь случится в Иерусалиме, мы перебьем их всех». До последней войны России с Турциею многие из европейских путешественников получали и в самом Иерусалиме позволение посещать Омарову мечеть. Но во время самой войны союзники Турции англичане и французы слишком злоупотребляли их снисходительностью в этом отношении (например расхаживали с сигарками); это разожгло фанатизм улемов и было причиною, что по восстановлении мира вход в мечеть сделался снова труднодоступен.