Дмитрий Скалон - Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

Между тем вышел Великий Князь, а за ним мало-помалу собрались на палубе все товарищи. Заря загорелась пурпуровым светом, отражаясь в спокойной поверхности моря; верхушки островов, гор и скал, торча из воды, все краснели и накаливались как горячие уголья, пока не потухли в ярких лучах восходящего солнца.

«Владимир» вошел в узкий пролив; пред ним вправо высится остров Кос – родина Гиппократа и Апеллеса; высокие острова и скалы окружают его со всех сторон, как бы загораживая путь; но мы плывем, и скалы острова расступаются незаметно пред пароходом, пропуская его к Родосу. В самом узком месте фарватер проходит мимо острова, на северном склоне которого вершина скалы в профиль похожа на сидящего турка в чалме и с бородой, оттого и название Кара-Оглу, то есть «черный сын». Мы разглядывали это место и каждый, должно быть, видел по-своему. До чая все оставались на мостике и рубке, любуясь видом островов и скал, окруженных морем и беспрестанно изменявших свои очертания от движения нашего парохода. После завтрака мы подошли к Родосу, прославившемуся своим колоссом, одним из семи чудес света и защитою Иоаннитов против турецких полчищ Солимана в 1523 году.

Город стоит на берегу ниспадающего ступенями к морю полуострова; на последнем его склоне сложилась древняя твердыня, рядами каменных стен, с круглыми и четырехугольными башнями. Справа и слева вдаются в море две песчаные косы, а между ними два каменных мола с фортами на концах образуют небольшую гавань. Крепость окружают форштаты и сады.

К башням, куполам и минаретам присоединились еще стройные пальмы. Это были первые, которые мы увидели на свободе под открытым небом.

Пока я рассматривал Родос, подъехали агент с консулом и несколько больших лодок. Нас долго заставили ждать «практики», то есть карантинного сигнала, что пароход может сообщаться с берегом.

Но вот «практика» в виде флага взвилась на карантине, и мы поспешили к лодкам.

Гребцы из евреев (но не того типа, к которому мы так привыкли в Европе, а потомки испанских евреев, изгнанных из своего отечества узким фанатизмом инквизиции и иезуитов) заспорили между собою, отбивая нас друг у друга, подняли ужасную брань и, наконец, среди всеобщих криков отчалили. Я сидел в парусной барочке, и мы скоро обогнали товарищей, которые съехали на веслах.

Следы Колосса Родосского показываются на различных местах и всякая груда камней в воде пред портом называется его именем. В Родосе всего население до 28 000, из них 4000 турок, 1800 евреев и 22 000 греков. В крепости живут исключительно одни турки и евреи; христианское население не имеет права оставаться в городе, когда ворота запираются, после 9 часов вечера.

Его Высочество переехал уже на берег и ожидал нас в улице Рыцарей. Пройдя крепостные ворота, занятые часовыми и караулом, мы завернули направо и чрез площадку пред мечетью вошли в улицу Рыцарей. Дома в ней построены из гранита с узорчатыми готическими украшениями и гербами, обозначавшими казармы различных национальностей, принадлежавших к ордену, но живших отдельно. По фасаду несимметрично расположены несколько окон; крыши плоски, без карниза, в иных домах украшены кронштейнами в виде драконовых голов; сквозь темные сводчатые ворота видны дворы с галереями и пролетами. Каждое здание напоминает, неприступностью своею, постройки закованных в железо суровых Иоаннитов. В конце улицы, на вершине холма, груда камней с огромною воронкой обозначает место церкви Св. Иоанна Иерусалимского, взлетевшей на воздух в 1857 году от удара молнией в колокольню, под которою турки сделали пороховой погреб.

Уцелевший рядом дворец гросмейстера обращен в тюрьму. Пройдя обратно тем же путем, мы свернули на базар и зашли в неправильную улицу, образуемую то выдающимся фасадом, то углом башни, то широкою лестницей с площадкою или сводом, перекинутым с одной стороны на другую. Вот дворец военного совета с двумя большими венецианскими окнами и сохранившеюся на них орнаментацией. Чем дальше, тем больше башень, сводов, террас, лестниц и оград. Среди этих живописных построек кое-где подымаются финиковые пальмы, по стенам ползут виноградные лозы, широко расстилаясь над террасами. В этих жилищах, покинутых изгнанными с острова орденскими рыцарями, теперь поместились другие изгнанники – испанские евреи.

Приход наш нарушил обычную тишину этих мест, и старые здания оживились: все их население вышло поглядеть на толпу любопытных иностранцев.

Ребятишки и девочки, с мелко заплетенными кругом всей головки косичками, окружали нас, прося милостыни; мальчики назойливо гудели, как шмели, отгоняемые шедшими впереди нас кавасами.

Женщины стояли поодаль, прерванные в своих хозяйственных занятиях; из них те, которые были покрасивее, разбегались, или любопытно выглядывали с каких-то неприступных площадок. Все они сохранили средневековый испанский костюм. Мне особенно понравилась одна группа на лестнице: старик-еврей, сидящий на ступенях, молодая девушка, прислонившаяся к косяку, женщина с грудным ребенком и маленькою девочкой, с огромными карими глазами и крошечным коралловым ротиком, в открытой рубашечке и шароварах. Прижавшись к матери, она пугливо глядела на нас своими прелестными глазками, отененными длинными ресницами. Находясь среди такой обстановки и вглядываясь в окружавшие нас выразительные лица в средневековых костюмах, я мысленно переносился в прошедшие столетия, воображая себя в каком-нибудь средневековом испанском городе, и только надетое на нас статское платье разрушало очарование. Чтоб осмотреть внутреннее устройство еврейских жилищ, мы поднялись по широкой лестнице на террасу и зашли в обширную, чисто прибранную комнату с завешанными от солнца окнами. Пол был выложен мозаикой, с черным рисунком по белому фону, из мелких камешков, отполированных морским прибоем и поставленных на ребро. Побуревший от времени потолок сделан из массивных бревен, положенных накрест, как решетка, и покрытых сверху досчатою настилкой. Вдоль стен, кругом всей комнаты, стояли высокие диваны с восточными коврами и круглыми подушками.

Мы все были удивлены своеобразностию, чистотою и уютностию этого помещения. Судя по размерам, конечно, в этой зале жил какой-нибудь влиятельный командор ордена, равно ненавидевшиий как неверных сарацинов, так и угнетенных евреев.

Столовая с домашним очагом, спальня, с постелью на высокой наре, устроены все в же роде с мозаикой и бревенчатым потолком.

Везде необычайная для Востока чистота. Отдохнув на диванах в зале, мы отправились обратно к базару и незаметно подымаясь в гору, прошли по широким, но безлюдным улицам, между рядами серебристых платанов, кактусов и агав, мимо мечети, гробницы одного гросмейстера, обращенной в фонтан, киоска с часами и, наконец, вышли к той части крепостных стен, которая обращена к горам.