Дмитрий Скалон - Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

Оборонительные верки бастионного начертания идут тремя рядами и построены из гранита. Повернув к Аси-Браусским воротам, перейдя чрез подъемный мост, мы вышли извилистым проездом гласиса в форштаты. По этому месту, где мы шли, сады и дома обнесены саженною каменного стеной, и таким образом укрыты от взоров любопытных. Спустившись между этими заборами к берегу, левее первого форта, Великий Князь сел в четырехвесельную лодку с некоторыми из нас, и мы перенеслись на пароход. В 4 часа 20 минут «Владимир» снялся с якоря и пошел Средиземным морем по берегу Малой Азии в Мерсину. Капитан Гаврешов предупредил нас, что это будет самый продолжительный переход нашего рейса (около 650 верст), причем обыкновенно он бывает самый бурный, потому что пароход удаляется от берега и идет открытым морем до мыса Анамура. Пока мы еще стояли на якоре, охотники наши заметили громадную стаю птиц, принимая их за лебедей или гусей; но когда к ним приблизились, оказалось, что это была стая пеликанов, штук в триста. Они подпустили нас на выстрел, и двух из них подстрелили и взяли на борт.

После этого эпизода, возбудившего движение и говор в нашем маленьком плавучем мире, пошли обедать, а затем разбрелись по пароходу, кто читать, кто писать, кто просто глазеть на звезды и в синюю даль моря. Из кают-компании неслись звуки пианино и русских песень: там собралась веселая компания и, допивая раскупоренные бутылочки, распевала родные песни.

Ночью задыхались от жары, а утром купались в мраморной ванне, накачивая насосом морскую воду. В каютах душно, а палубу солнце накаливает так, что не знаешь, куда деться. После завтрака, который был накрыт под парусным навесом, некоторые из нас вытащили матрацы наверх и разлеглись.

В 4 часа справа стал чуть виден остров Кипр; пред нами мыс Анамур; около 7 часов обогнем его и минуем, по словам капитана, самое беспокойное место рейса, которое на этот раз изменило своему обыкновению и не потревожило нас несносною качкой.

От безделья я стал ходить из конца в конец парохода, рассматривая пассажиров третьего класса, которые, как могли, укрывались от палящего солнца.

У бугшприта сидел на коврах, окруженный слугами, очень красивый и, должно быть, зажиточный турок; художник наш рисовал с него портрет. Я было хотел подсесть к нему, но вижу, что Берг мне машет, стоя на рубке. Бегу к нему. Что такое? Летящие рыбы.

Действительно, вот, вспорхнув из воды маленькие, серебристые рыбки, величиною с плотичку, быстро взмахивая прозрачными крылышками, пронеслись над поверхностью моря и нырнули в него, точно стая воробьев, пугливо слетевших с забора и скрывшихся в густой зелени ветел, оставив за собою двух-трех опоздавших зевак. Таких именно зевак я поспел рассмотреть в трубку. Говорят, рыбки эти иногда подымаются так высоко, что падают на палубу. Те, которых я видел, чрезвычайно быстро пролетали сажен 20 или 30, но не подымались от воды выше трех вершков. Мы еще долго любовались этим редким для нас зрелищем. Иногда рыбки вылетали из воды, будто испуганные ходом нашего парохода, или мелькали в отдалении, как серебряные блесточки.

Дотянув таким образом время до обеда, мы скоротали вечер, попросив И. Д. Макеева рассказать нам интересные подробности о пережитой им последней Сирийской резне, когда он был консулом в Дамаске.

Не смею повторять этого рассказа, потому что он уже был напечатан в «Морском Сборнике».

На следующий день, 4 октября, я проснулся от звука цепей, когда «Владимир» бросил якорь на открытом рейде, пред Мерсиной, в которую он должен был сдать 800 мест. Пока выгрузят товар, Его Высочество решился осмотреть близлежащие развалины Пантеополиса. Высадившись на берег маленького, сложенного из нескольких продолговатых кубиков городка, с преобладающим арабским населением, мы сели верхом и поехали вдоль берега к развалинам.

Шествие открывали три жандарма, одетые в белые шаровары и куртки; за ними два офицера, потом два каваса с булавами; Его Высочество в стрелковой шапке, высоких сапогах, шароварах, красной рубахе и сереньком пальто; наконец, мы, на разнокалиберных и разнооседланных лошадках, с тремя новыми кавалеристами, в лице художника и двух профессоров. Дорога шла песчаною береговою равниной, которая имела верст пять или шесть ширины, считая от моря до горного кряжа. Сначала мы ехали по вымощенной плитами улице с базаром, мимо садов и огородов, усаженных овощами, фиговыми, лимонными и тутовыми деревьями; потом полями сахарного тростника и хлопчатобумажника, до небольшой речки со сводчатым мостом древнегреческой постройки и, наконец, выехали на песчаную дорогу, которая, извиваясь, то приближалась, то удалялась от берега. Не обращая внимания на горы, на первый взгляд дорога, казалась знакомою: та же волна тихо взбегала на прибрежный песок и, раскатившись, быстро уходила в море, производя однообразный шум прибоя; те же кустарники, ямы, бугры с выжженною солнцем травой и поля убранной пшеницы, как будто едешь где-нибудь по Финскому заливу.

Но вглядываясь внимательнее, замечаешь, что море немного посинее; вереск обратился в мирту с беленькими цветочками; тальник и ивняк – в олеандр и рододендроны, можжевельник – в веймутову сосну с длинными иглами, скромная осока в растение с толстым стеблем и широкими как тесак листьями, наконец, лавендулы, терновник и мастиковое дерево собрались в обширные клумбы. По сторонам дороги встречались стада буйволов, коз, молодых верблюдов и осликов; два раза подымались, недалеко от нас, каменные куропатки, а из кустов вспархивали наши прелестные перелетные пташки. На обратном пути нам встретились ехавшие из города с базара, арабы в белых одеждах с навьюченными верблюдами.

Между тем, растянувшись по дороге, обгоняя друг друга и потешаясь над неопытными всадниками, мы мало-помалу собрались около развалин. Вот все, что сохранилось от города: высокий холм – вероятно, акрополь, – беспорядочно сгрудившиеся и обросшие кустарником камни и ряд из 39 прекрасно сохранившихся коринфских колонн, параллельно с которыми идет след водопровода. Еще в двух местах видны остатки кладбища с несколькими саркофагами, почти заваленными землей.

Один из них раскопали при Его Высочестве и нашли какие-то косточки, черепки, рассыпавшиеся от прикосновения, и маленькую лампочку.

По всему видно, что тут уже рылись: верхняя гранитная плита была сдвинута, а в самой могиле лежала земля, камни и черепки.

Так как лошади у нас были не равны ходом, то, не ожидая результатов раскопки, многие из нас двинулись в обратный путь и к часу собрались на пароход, который вечером бросил якорь в закрытой горами бухте Александретты.

Ночью стали грузить уголь, с утра выгружать товары.