Дмитрий Скалон - Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

Среди такой оживленной картины мы достигли православного собора Св. Георгия. Чтобы добраться до входных дверей, надо было пройти под сводчатыми воротами и небольшим двором.

Давка была страшная; я, хотя и отстал от Его Высочества, но тем не менее успел благополучно пробраться в церковь за спиною Акиф-паши, пред толчками и голосом которого толпа раздвигалась.

На дворе, убранном гирляндами из цветов, зелени мирт и олеандров, Его Высочество был встречен преосвященным Гавриилом Шатилою, греческим духовенством и хором детей в белых рубашках с букетами и зажженными свечами.

Выслушав приветствие, Великий Князь вошел в церковь. За нами ворвался народ, но мы стояли отдельно в деревянных нишах с креслами и избегли таким образом давки.

Собор построен кораблем, с двумя рядами четырехугольных колонн; иконостас, старого византийского письма, сделан из резного дерева; стены чисто выбелены и украшены гирляндами лампадок вперемешку со страусовыми яйцами.

Прослушав краткий молебен и приложившись к святому кресту, Его Высочество прошел к преосвященному владыке по открытой лестнице чрез двор, среди единодушных криков собравшегося народа. Женщины при этом бросали на него цветами, кропили розовою водой и благословляли.

Просидев с четверть часа у владыки и прохладившись щербетом со свежею водой, мы сели в коляски и проехали в отведенный для Его Высочества дом, который принадлежал богатому сирийцу, почетному драгоману Николаю Сурсок.

Нам говорили, что он получает до 60 000 фунтов стерлингов ежегодного дохода.

Здесь Его Высочество был встречен православною школой для арабских детей мужского пола, находящеюся под покровительством России и получающею пособие от нашего Правительства. Мальчики пропели, унисоном, кантату на приезд Великого Князя в Сирию, а учитель произнес на арабском языке речь, в которой цветисто изливал, от имени всех православных единоверцев в Сирии, свою признательность за благодеяния, которые расточает им Императорское правительство.

Замечу кстати, что восточное пение на наше ухо производит чрезвычайно неприятное впечатление. Не говоря уже о том, что гармонии нет, а все поется унисоном, певцы мало обращают внимания на стройность и страшно фальшат.

Дом Николая Сурсок, занятый для помещения Великого Князя и его свиты, имеет вид двух громадных кубов с плоскими крышами, отделенных друг от друга прелестным палисадником с боскетами, фонтаном и верандами, соединяющими оба дома.

В одном расположился Его Высочество со свитой; в другом, с открытою галереей и чудесным видом на море, город и Ливанские горы, поместились наш художник и два профессора.

Главный дом внутри расположен следующим образом: открытая передняя, большая зала (сажен 7 длины, при 3-х вышины и ширины), с дверями вокруг, ведущими, каждая, в отдельные комнаты; наверху то же самое, в тех же размерах, только в комнатах, на противоположных концах залы, наружная стена обращена в сплошные окна с цветными стеклами. Некоторые комнаты меблированы по-европейски; другие же обставлены сплошными диванами; окна убраны тюлевыми гардинами, а на стенах развешаны французские гравюры из библейской истории. В залах мраморные полы и отдушины для вентиляции; все прочие комнаты устланы коврами и циновками.

Для всех нас были приготовлены огромные медные кровати с балдахином и тюлевыми занавесями. Отдохнув немного, мы поехали в 4 часа кататься за город к Пиниевой роще по Дамасскому шоссе, идущему между садами и плантациями тутового дерева, которые обнесены каменными заборами, или громадными кактусами. Кактус опунция обыкновенно служит живою изгородью около садов и деревень, и достигает иногда колоссальных размеров; его можно себе представить в виде продолговатых блюд и тарелок темно-зеленого цвета, соединенных друг с другом ребрами и усыпанных бородавками, на которых торчат пучки жестких игол. На кактусе растут вкусные плоды, вроде красноватых огурцов со сладким мясом.

Разводят их очень просто: сорвав лист, его втыкают ребром в землю, и он растет, не требуя дальнейшего ухода. Верблюды охотно едят эти листья, не обращая внимание на иголки.

Так как дорога к Пиниевой роще служит местом катанья и загородных прогулок, то вдоль ее выстроены кофейни, пред которыми сидят, курят, пьют кофе и рассматривают проезжающих. Мы остановились у Пиниевой рощи, где во время последней сирийской резни стоял французский кавалерийский бивуак, и, расположившись около столиков под акациями, спросили кофе.

Пред нами гарцевал какой-то грек на довольно статной темно-серой лошади, под черным вальтрапом с длинною бахромой и кистями на задних углах.

Вся одежда на нем была черная: шаровары, вышитая куртка, пояс; затем – белый жилет в мелких складках и красная феска. Вероятно, какой-нибудь зажиточный торговец или барышник, потому что он все время вертелся на глазах.

Мимо нас проезжали: дилижанс из Дамаска, запряженный шестериком; две коляски с дамами; несколько нагруженных мулов; ослы, семенившие ножками под огромными седлами, на которых сидели верхом, прикрытые чадрами, женщины или торжественно важные турки. Это, должно быть, были муллы, судя по их старому национальному костюму, состоявшему из шаровар, халатов с широким шарфом около пояса и белым или зеленым тюрбаном. Выпив кофе, мы поехали обратно в город, прокатились по нескольким чистым улицам, спустились мимо казарм и госпиталей в нижнюю часть города и возвратились домой.

Бейрут построен на холмах, отделанных террасами.

Большие дома очень схожи с домом, в котором мы остановились; бедный же люд живет в четырехугольных башенках, или продолговатых каменных сараях с несколькими сводами, где ремесленники занимаются своими производствами.

После продолжительного обеда, предложенного хозяином, все разошлись по своим комнатам. В нижней зале еще долго толпились всякие люди, должно быть, родственники и знакомые дома, но они нас не стесняли, потому что мы удалились наверх.

Пред тем, как лечь спать, я прогулялся по саду, иллюминованному шкаликами, и сходил на галерею полюбоваться с птичьего полета панорамою города при лунном освещении.

Море, как стальное зеркало, отражая луну, искрилось по берегу в равномерном прибое: направо – темный силуэт Ливана незаметно сливался с отдаленною мглой; внизу – резко освещенные стены оригинальных домов и террас, в противоположность черным теням и красному свету огней, выходившему из окон, представляли непривычному глазу волшебную картину, которую у северного жителя способна нарисовать только пылкая фантазия и которую он не привык видеть наяву.

С утра поехали купаться в маленьком затоне, где заставляют выдерживать карантин.