Рудольф Лускач - Завещание таежного охотника

Как видите, письмо было написано совсем необычным и чересчур высокопарным стилем и поэтому казалось загадочным и понятным только тем, кто знал слабости дедушки и все обстоятельства, связанные с ними.

Книга, о которой он упоминал, и была небольшим томиком стихотворений Пушкина. Все это мне смутно припоминалось, хотя отец мне однажды что-то рассказывал. Я долго вспоминал, пока меня не одолел сон. Дальнейшие розыски я отложил на следующий день.

Утром, как всегда, я проходил около памятника Пушкину, но на этот раз я остановился и задумался. На память мне пришли стихи:

Должен вам сказать, Рудольф Рудольфович, что неожиданно меня охватило волнение. Я решил поскорее вернуться домой и прочесть последние письма дедушки и записки отца. Мне захотелось как можно скорее просмотреть книгу и найти именно это стихотворение.

Сразу после возвращения из института я нашел ее. С волнением листал страницы, пока, наконец, не увидел нужных строк. Тут мне стало все ясно. Под стихотворением рукой дедушки было написано:

«57° 25′8″ с. ш.

128° 12′5″ в. д.

Сурунган. — Поющие г.

Наслоения и деформации.

Частое чередование слоев.

Молодая формация».

Дальше следовала небольшая карта, несколько непонятных чисел и линий. Я сообразил, что здесь указана географическая широта и долгота определенного места, его название и обращалось внимание на особенности осадочных пород. Поскольку дома у меня не было подробной карты, я переписал все данные и перерисовал карту в свой блокнот. На следующий день в научно-исследовательском институте, где я работаю, пробовал на подробной карте Сибири найти по своим записям указанное в них место. Однако мне не удалось найти ни названия «Сурунган», ни «Певучие г.» Я подумал, что речь идет о «Певучей долине», в которой дедушка много лет прожил. День спустя я навестил своего дядю, биолога Реткина.

Дядя придавал завещанию дедушки куда большее значение, чем я. Он советовал, чтобы я вполне официально добивался экспедиции в указанное место. Но я не решался. Кто его знает, что дедушка считал «сокровищем».

Позднее, уступая настояниям дяди, я пообещал, что весь двухмесячный отпуск пожертвую на поездку в сибирскую тайгу, именно в Сурунганские горы.

Домой возвращался далеко за полночь. Я живу в живописном пригороде Ленинграда, Лесном, которое вы, наверное, знаете. У нас там собственная дача. Входная дверь оказалась незапертой, и я встревожился. Мама уехала на противоположный конец города к сестре, а все двери настежь!

На пороге сидел кот Васька и приветствовал меня обычным мурлыканьем. Это меня несколько успокоило, но когда я прошел через переднюю, то услышал в комнатах торопливые шаги. Вслед за тем что-то упало и задребезжало окно. Я схватил первое, что попалось под руки, быстро распахнул дверь комнаты, но там никого не оказалось. В темную комнату проникал только свет уличного фонаря.

Я повернул выключатель, и комната залилась светом, было очевидно, что здесь хозяйничали воры. Шкаф открыт, а ящики секретера и буфета выдвинуты и все перерыто. В соседней комнате, в моем кабинете, еще больший беспорядок. Запертый письменный стол оказался взломанным.

Но наибольший хаос был в библиотеке. Часть книг валялась на полу, переписанные на машинке страницы моей научной работы были разбросаны, телефонный шнур оборван. Войдя, наконец, в спальню, я был удивлен царившим там порядком. Взломан был только шкаф, но, по-видимому, из него ничего не взяли. Я схватил свое охотничье ружье, зарядил его и выбежал во двор. Вполне понятно, преступников и след простыл.

— Куда это вы с ружьем в такую темень? — громко спросил меня кто-то.

Это был милиционер, которому я торопливо рассказал о случившемся. Он пошел со мной на дачу, сообщил о происшествии в угрозыск, вскоре прибыли сотрудники с овчаркой.

Спросили меня, что украдено. Мне не сразу удалось это установить. Несколько колец и фотоаппарат. Сотрудники угрозыска пожали плечами и заявили, что ни один вор не стал бы перерывать трех комнат, чтобы забрать только эти вещи, не трогая других, более ценных. Например, в комоде оставались золотые часы с цепочкой и еще два кольца моего отца, несколько других драгоценностей. Воры искали что-то другое.

Тем временем служебная собака дошла по следу преступников до главной улицы и там остановилась. Выяснилось, что вор уехал на мотоцикле, и это затрудняло его преследование. Составив протокол, сотрудники угрозыска пообещали, что займутся данным случаем, и ушли.

В ту ночь я не мог заснуть. Все задавал вопрос: что же искал «вор»? Лишь к утру я догадался еще раз осмотреть письменный стол и книжный шкаф. И, к своему величайшему изумлению, установил, что отсутствовали некоторые дедушкины письма и томик стихотворений Пушкина. Тут мне стало все понятно! Насколько же я был глуп, что не придавал соответствующего значения завещанию дедушки! К счастью, идя к дяде, я захватил с собой последнее дедушкино письмо с его завещанием, а также дневник моего отца об его поездках в Певучую долину. Мой блокнот тоже находился в кармане. Таким образом, в руки «воров» попали лишь несколько дедушкиных писем и книга с планом описания места.

Мне пришло в голову, не был ли визит старого сибиряка в какой-либо связи с вторжением воров? Однако казалось совершенно невероятным, чтобы Николай Никитич, которому, по моему мнению, было лет 70–75, мог пойти на столь рискованное дело. Со взломом связана смелость, ловкость и проворство, и, наконец, езда на мотоцикле для столь пожилого человека была совершенно недоступна. Позднее я сообразил, что старик, так настойчиво выпрашивавший книгу, мог иметь сообщников. И все же мне не удалось прийти ни к какому выводу.

Через несколько дней опять пришел сибиряк спросить, не передумал ли я и не уступлю ли ему книгу? Он говорил так трогательно и с таким почтением к моему дедушке, что я окончательно отказался от подозрений.

Тем не менее о пропаже книги я не упомянул и повторил лишь то, что говорил при его первом посещении. Вскоре Николай Никитич откланялся и напомнил, что двери его дома в Чите для меня всегда будут широко открыты. Он обиделся бы на меня, если я, будучи в Сибири, не загляну к нему.

Из ненужной вежливости я, по правде, ему сказал, что летом поеду в тайгу и, если представится возможность, остановлюсь у него.

Так закончилась, а вернее сказать началась, вся история с наследством моего дедушки.

Вскоре мой дядя Реткин уехал в командировку на Дальний Восток и в поезде познакомился с вами и с Петром Андреевичем Чижовым. Это знакомство имело для меня большое значение. Из разговоров с Чижовым дядя узнал о Вертловке, о Певучей долине и даже о том, что еще жив близкий друг моего дедушки Родион Родионович Орлов. Тем самым моя поездка в неизвестные края значительно облегчалась. Все же из осторожности настоящей причины моего предстоящего приезда дядя Чижову не сообщил, а лишь упомянул, что я приеду вместе с ним. Остается добавить, что я посвятил в тайну истинной причины своей поездки в тайгу только директора нашего научно-исследовательского института. Я уважаю его за отеческое отношение ко мне и к другим научным работникам.