Дмитрий Якушкин - Парижские истории

«Не посмотреть ли на известное по-новому?» — я иногда вспоминаю этот не совсем обычный для советского времени заголовок для книги (сборник литературных эссе Андре Вюрмсера). Примерно с этим настроением я решил недавно сходить в штаб-квартиру ФКП. Сел в метро, вышел на кольцевой станции «Ля Шапель», примыкающей к арабо-африканским кварталам. Пошел пешком через железнодорожные пути, ведущие к Восточному вокзалу, по рю Луи Блан. И не пожалел. Улица превратилась целиком в этнический квартал: сплошные шриланкийские рестораны и лавки. Это была подходящая иллюстрация на основополагающую тему, о которой я собирался поболтать с моим давним товарищем, бывшим корреспондентом «Юманите» в Москве и по-прежнему работником партийного аппарата Жераром Стрейфом: что изменилось? что осталось?

Со Стрейфом мы действительно поговорили и о былом, и о приметах настоящего; я кое-что записал. Жерар не изменил классовому подходу, его оценки по-партийному строги, но мне понравилось, что, наряду с политическими записками, он успешно сочиняет теперь и детективные романы. Сейчас понимаю: самое главное, что мы в конце концов увиделись после многих лет. И пошли потом в простой, сугубо местный ресторан-столовую на бульваре ля Виллет, съели там дежурное блюдо — жестковатый бифштекс с картошкой — и запили его вином, название которого не имело значения.

Мой поход в штаб-квартиру ФКП напоминал чем-то посещение школы, где ты когда-то учился, и вот решил зайти проведать, стоит ли на месте здание, кто остался в живых из учителей, узнать, как пережили они общественные перемены, поинтересоваться тем, под каким углом сейчас преподают историю. С той лишь разницей, что до этого я побывал на площади полковника Фабьена лишь однажды, когда проходил очередной съезд партии и на него приезжала делегация во главе с самим Лигачевым, когда-то вторым человеком в советском партийном руководстве, да и вообще в стране.

Пока я ждал в фойе Жерара, произошла сцена, которая напомнила чем-то театральную. Навстречу вышел человек и очень уверенно направился ко мне, сказав, что мы давно не виделись. Он вел себя так, как будто я ждал именно его. Мы даже обнялись и начали с ним говорить, но я до сих пор так и не понял, кто это был.

Есть выражения и слова, которые привязаны навсегда к Парижу. «Большие бульвары» или «бистро», «каштаны» или «консьержка», архаичное обращение «гарсон». «Парижские букинисты» в этом же смысловом ряду. Нам кажется, что они продавали книги у реки всегда. Вспомним ли мы другую мировую столицу, где букинистическая торговля была бы сосредоточена в одном районе, как это сохранилось в Париже?

Утром снять замки с прикрепленных к парапету ящиков, разложить книги, обернутые для сохранности в прозрачную вощеную бумагу коричневого цвета, вечером убрать все обратно — на каждую такую процедуру уходит полтора-два часа. Летом, когда длинный световой день, торгуют с десяти-одиннадцати часов утра до девяти вечера. Публика фланирует утром, потом наступает пауза на обед, затем — возобновление послеобеденных прогулок, возвращение домой… И так каждый день, с перерывами на «мертвые» дни в начале недели после всегда более доходных субботы и воскресения, или на дикую жару, или непогоду, когда, как подмечено опытным глазом, прохожие неохотно вытаскивают руки из карманов. Бывает, что и у самого продавца нет настроения выходить на работу.

Преимущество профессии в том, что она позволяет им оставаться вольными стрелками, не иметь начальства и располагать свободным графиком. Технический прогресс улучшил условия труда: на набережных, где всегда было интенсивное движение, дышится легче, катализаторы и очищенный бензин снизили выхлопы.

…У неплохого, «проходного» места на повороте с моста Пон-Нёф можно заметить в ящиках русские названия. Книгами торгует армянин. Мне нравится история его помощника, который подменяет напарника раза два в неделю. Тот начинал свою профессиональную жизнь как собкор ереванской газеты в Санкт-Петербурге, учился на филфаке. Потом уехал в Америку, получил гражданство, вроде бы неплохо устроился в Бостоне, но случайно, проездом оказался в Париже, и давний приятель предложил ему выходить иногда на набережную. Временное стало постоянным; очевидно, в торговле книгами заложено что-то наркотическое. Но надо выработать в себе и трезвое отношение к перспективам этого занятия: какая-то часть напечатанных в мире книг обречена на то, чтобы навсегда исчезнуть, так и не попав в руки к новым владельцам. У букиниста при всем желании нет ни физических, ни материальных возможностей забрать все к себе. Возможно, когда-то и появится тот долгожданный и единственный покупатель, который обратится к нему за конкретным названием, но ожидание этого момента может растянуться на годы.

На набережных торгуют сегодня около 250 человек. Разрешение занять эти несколько метров выдает город, рассмотрев соответствующую заявку. Одно время образовалась даже очередь на освобождающиеся места, но сейчас спрос меньше.

Книготорговлей на Сене начали заниматься действительно очень давно — еще в начале XVII века, не прекращали это делать во времена революций и немецкой оккупации. Здесь можно было купить издания, запрещенные в разные годы цензурой. Сегодня букинисты даже взяты под охрану ЮНЕСКО как культурологическая достопримечательность, а цвет их ящиков, кстати, регулируется мэрией. С 1952 года действует городское положение, согласно которому коробки, где остаются на ночь книги, должны иметь определенный размер и быть выкрашены в цвет, называющийся wagon vert — аристократический, темно-зеленый, отсылающий вас мысленно к старым железнодорожным вагонам. От предписания городской службы веет уважением к традициям и уверенностью в будущем антикварной торговли, хотя сами продавцы ворчат, что город мог бы получше помогать им выживать, раз они стали неотъемлемой частью городского пейзажа, а книги продаются все хуже и основная масса клиентов стареет.

Единственное послабление выразилось в разрешении в придачу к книгам торговать еще и сувенирами. Теперь один из положенных трех ящиков можно заполнить всякой дребеденью в виде миниатюрных эйфелевых башен, пепельниц, брелоков. Нововведение разделило продавцов на две группы с разной идеологией. Одни живут в основном за счет продажи туристической атрибутики и мечтают с ней продвинуться на более выгодные места — и поближе к собору, чтобы оказаться на пути турпотоков, и вообще на правый берег, где менее взыскательная публика. Ряды другой группы редеют, но остаются энтузиасты, преданные книжному делу в чистом виде. В основном они располагаются на относительно малолюдной набережной Турнель недалеко от здания Института арабского мира. Здесь больше местных.