Джером Джером - Трое на велосипедах

В Германии с наступлением темноты запрещено ходить по улицам «толпами». Я не совсем понимаю, сколько людей образуют «толпу», и ни один полицейский, с которым мне довелось говорить на эту тему, не смог назвать точную цифру. Как-то я спросил одного своего знакомого немца, собиравшегося в театр со своей женой, тещей, пятью детьми, сестрой и ее кавалером, не боится ли он нарушить закон. Он воспринял вопрос вполне серьезно. Он окинул взглядом всю группу:

— Нет, не думаю, — сказал он. — Дело в том, что мы — одна семья.

— В законе не сказано, что за толпа имеется в виду, — сказал я, — семья, не семья — просто «толпа». Не хочу вас обижать, но, если вдуматься в значение этого слова, вы — самая настоящая толпа. Какого мнения на этот счет окажется полиция — сказать трудно. Я бы на вашем месте не рисковал.

Мой знакомый попытался рассеять мои опасения; но так как его жена не желала рисковать понапрасну — ей не хотелось, чтобы их в самом начале вечера рассеивала полиция, — то они решили разделиться, договорившись встретиться в фойе перед началом спектакля.

Если вы любите бросать предметы из окна, то в Германии вам придется поумерить и эту свою страсть. Кошки не являются уважительной причиной. Всю первую неделю в Германии кошки не давали мне спать. Однажды я вышел из себя. Я собрал небольшой арсенал — два-три куска угля, несколько зеленых груш, пару свечных огарков, яйцо, оказавшееся на кухонном столе, бутылку из-под содовой воды и тому подобные предметы и, открыв окно, подверг интенсивной бомбардировке место, откуда доносился шум. Не думаю, чтобы я попал; мне не доводилось видеть человека, который умудрился бы попасть в кошку, даже если он ее и видит; исключения составляют случаи, когда целишься во что-нибудь другое.

Мне доводилось наблюдать, как отличные стрелки — призеры первенств Великобритании — с пятидесяти ярдов стреляли из винтовок по кошкам — и хоть бы волосок с тех упал! Я часто думаю, что вместо того, чтобы палить по мишеням, тарелочкам и прочей ерунде, спортсмены должны стрелять по кошкам: кто попадет, тот и будет сильнейшим.

Но, как бы то ни было, кошки убрались; скорее всего их отпугнуло яйцо. Когда я его бросал, оно показалось мне тухлым. Я пошел спать, сочтя инцидент исчерпанным. Через десять минут кто-то властно нажал на кнопку электрического звонка. Я постарался не обращать на него внимания, но звонили уж слишком настойчиво, и, накинув халат, я пошел к воротам. Там стоял полицейский. У его ног лежали все предметы, выброшенные мною из окна, за исключением яйца. Похоже, он собирался пополнить ими свою коллекцию. Он спросил:

— Это ваше?

— Мое, но больше мне не нужно. Если хотите, то можете взять себе.

Он не обратил внимания на мое предложение и продолжил допрос:

— Вы выбросили эти веши из окна?

Я не стал запираться:

— Вы совершенно правы.

— А почему вы выбросили эти вещи из окна? — не унимался он.

Для немецких полицейских составлен специальный вопросник: вопросы следуют в особом порядке, и он ни одного не пропустит.

— Я бросался этими вещами из окна в кошек, — ответил я.

— В каких кошек? — продолжал занудствовать полицейский.

Это их любимый вопрос. Со всем сарказмом, какой позволяли мне мои знания немецкого, я отвечал, что, к стыду своему, не знаю, что это были за кошки. Я объяснил, что лично с ними не знаком, но если полиция соберет всех подозрительных кошек, то я, пожалуй, попробую опознать их по характерному крику.

Немецкий полицейский шуток не понимает, и слава Богу; несомненно, в Германии шутки с человеком в мундире кончаются крупным штрафом — это называется «обращение к должностному лицу без должного почтения». Он просто ответил, что опознание кошек не входит в обязанности полиции; в обязанности полиции входит оштрафовать меня за то, что я бросал предметы из окна.

Я спросил, что принято делать в Германии, когда кошки по ночам не дают вам спать, и он объяснил, что в таких случаях следует подать в полицию жалобу на владельца кошки, а полиция предупредит его и, в случае необходимости, распорядится отстрелять кошку.

Я спросил, как, по его мнению, можно установить владельца кошки. Немного подумав, он посоветовал мне проследить, куда кошка пойдет спать. После этого спорить с ним охота у меня пропала; контрдоводы, мгновенно созревшие, совсем бы испортили дело. Ночное развлечение обошлось мне в двадцать марок, и ни одному из четырех полицейских чинов, допрашивающих меня, выдвинутое против меня обвинение не показалось странным.

Но все нарушения и проступки меркнут при сравнении с таким жутким преступлением, как хождение по траве. В Германии ходить по траве не разрешается нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах. Трава в Германии — предмет поклонения. В Германии прогулка по траве расценивается как святотатство, это еще кощунственней, чем пляска под волынку в мусульманской мечети. Даже собаки почитают немецкую траву: ни одна немецкая собака даже в мыслях не ступит на газон. Если вам в Германии попадется собака, бегающая по траве, то можете быть уверены — эта собака принадлежит какому-нибудь нечестивому иноземцу. У нас в Англии, когда хотят оградить какое-нибудь место от собак, его окружают сеткой, укрепленной на шестифутовых столбах, да еще поверху утыкают острыми кольями. В Германии же в центре такого места вешают табличку: «Hunden verboten» [12] «С собаками вход воспрещен» (нем.). и любая собака, в жилах которой течет немецкая кровь, посмотрев на эту табличку, пойдет прочь. Я видел в одном немецком парке, как садовник в специальной войлочной обуви осторожно прошел на лужайку и, сняв оттуда жука, мрачно, но весьма решительно посадил его на гравий и долго стоял, следя, чтобы жук не попытался вернуться на траву; а жук поспешно сполз в канаву и потрусил вдоль дорожки, на которой было обозначено: «Ausgang». [13] «Выход» (нем.).

В Германии каждому сословию в парке отведена специальная дорожка, и никто, под угрозой лишения всех прав состояния, не имеет права воспользоваться дорожкой, предназначенной другим. Есть специальные дорожки для велосипедистов и специальные дорожки для пешеходов, аллеи для верховой езды, проезды для легковых экипажей и проезды для ломовых извозчиков, тропинки для детей и для «одиноких дам». Отсутствие специальных маршрутов для лысых мужчин и «передовых женщин» всегда казалось мне досадным упущением.

В дрезденском Grosse Garten [14] Большой сад (нем.). я как-то встретил пожилую даму, в растерянности стоящую на пересечении семи дорожек. Над каждой висели угрожающие объявления, сулящие суровые кары всякому, для кого эти дорожки не предназначены.

— Прошу извинить меня, — сказала пожилая дама, узнав, что я говорю по-английски и читаю по-немецки, — не могли бы вы сказать мне, кто я и куда мне идти?