Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)

И, поскольку Михаил ни слова не ответил, она добавила:

– А может быть, твоя мать покинула Омск?

– Да, это возможно, Надя, – вздохнул Строгов. – Я даже надеюсь, что она в Тобольске. Старая Марфа ненавидит завоевателей. Она всегда прекрасно знала степь и ничего не боялась. Мне хотелось бы думать, что она взяла посох и пустилась в путь берегом Иртыша. В здешних краях не сыщешь уголка, который не был бы ей знаком. Сколько раз она обошла эти места вместе со стариком отцом, да и сам я еще ребенком сколько раз сопровождал их в скитаниях по сибирским безлюдным равнинам! Да, я надеюсь, что мама не осталась в Омске!

– И когда же ты увидишь ее?

– Я ее увижу… на обратном пути.

– Но все-таки, если твоя мать в Омске, ты ведь хоть на час зайдешь к ней, чтобы ее обнять?

– Не зайду!

– Ты ее не увидишь?

– Нет, Надя! – отрезал Михаил, его грудь тяжко вздымалась, он чувствовал, что не в силах больше отвечать на вопросы девушки.

– Ты сказал «нет»? Ах, брат, но если твоя мать в Омске, по какой причине ты можешь уклониться от встречи с ней?

– Причина? Ты спрашиваешь о причине, Надя? – воскликнул Михаил таким мучительно изменившимся голосом, что девушка содрогнулась. – Да та же самая причина, что вынудила меня быть таким до низости терпеливым, когда тот мерзавец…

Горло перехватило: он не смог закончить фразу.

– Успокойся, брат, – произнесла Надя самым нежным голосом. – Я знаю лишь одно, вернее, не знаю, а чувствую. Сейчас всеми твоими поступками управляет одно побуждение – святой долг, если может быть что-то священнее тех уз, что привязывают сына к его матери!

Она умолкла и с той минуты избегала в разговоре любых тем, как-либо затрагивающих особое положение, в котором находился Михаил. Здесь был секрет, требующий уважения. И она его уважала.

На следующий день, 25 июля, в три часа ночи, тарантас, отъехав на сто двадцать верст от переправы через Ишим, подкатил к почтовой станции Тюкалинск.

Лошадей сменили быстро. Но здесь впервые заартачился ямщик, стоило некоторого труда убедить его ехать. Он утверждал, что ханские части рыщут по степи с целью грабежа: проезжающие, лошади и экипажи для них – знатная добыча.

Победить упрямство ямщика Строгову удалось лишь с помощью звонкой монеты, поскольку и в этом случае, как во многих других, он не пожелал пускать в ход свою подорожную. Последний указ, переданный сюда по телеграфу, был уже известен во всех областях Сибири, и русский путешественник, в виде исключения избавленный от необходимости повиноваться его предписаниям, тем самым привлек бы всеобщее внимание, а именно этого царев посланец должен был всячески избегать. Что до колебаний ямщика, может, хитрая бестия, приметив нетерпение проезжающего, вздумал сыграть на этом? Или, напротив, он имел весьма существенные причины опасаться, что дело обернется худо, это ведь тоже возможно?

Наконец тарантас двинулся в путь, да так быстро, что к трем часам дня, одолев расстояние в восемьдесят верст, подъехал к станции Чернолучье, а потом, через час, был уже на берегу Иртыша. До Омска оставалось не больше двадцати верст.

Иртыш – широкая река, одна из главных водных артерий Сибири. Зарождаясь в Алтайских горах, он несет свои воды по просторам Азии, тяготея к северному направлению, но не напрямую, а вкось, с юго-востока на северо-запад, и впадает в Обь, проделав для этого путь длиной около семи тысяч верст.

В это время года, когда все реки сибирского бассейна особенно полноводны, уровень воды в Иртыше был чрезвычайно высок. Вследствие этого течение, питаемое множеством разлившихся ручейков и притоков, превратилось чуть ли не в бурный поток, что сделало переправу довольно трудной. Пловец, даже самый искусный, не справился бы с этой задачей, и, даже пользуясь паромом, путники подвергались известному риску.

Но этот риск, как и все прочие опасности, даже на миг не мог остановить Михаила Строгова и Надю, полных решимости преодолеть все препятствия, каковы бы они ни были.

Тем не менее Михаил предложил своей юной спутнице сперва переправить на другой берег тарантас и упряжку, поскольку боялся, что паром под такой тяжестью станет менее устойчивым. Потом он намеревался вернуться за девушкой. Надя отказалась. Это стоило бы лишнего часа, а она не желала, чтобы забота о ее безопасности стала причиной промедления.

Погрузка на паром не обошлась без трудностей, так как берега были полузатоплены: не удавалось пристать достаточно вплотную. Но, попотев с полчаса, паромщик все же взгромоздил на паром тарантас и тройку лошадей. Затем туда же погрузились Михаил Строгов, Надя и ямщик, и паром отчалил.

В первые минуты все шло хорошо. Буйство Иртыша здесь усмирял расположенный выше по течению длинный мыс, он вдавался в реку, образуя водоворот, не мешавший ходу парома. Его направляли два паромщика, очень ловко орудуя длинными баграми. Но по мере того, как они приближались к стремнине, глубина реки увеличивалась, багры насилу доставали до дна, и вскоре паромщикам стало трудно находить опору. Теперь над поверхностью воды оставались только концы багров длиной меньше фута, это делало усилия паромщиков изнурительно тяжелыми и все же недостаточными.

Михаил и Надя сидели на корме, как всегда, поглощенные опасением, не случилось бы какой задержки, и с некоторым беспокойством наблюдали за маневрами паромщиков.

– Не зевай! – крикнул один из них своему товарищу.

Поводом для такого предостережения стал чрезвычайно стремительный разворот парома, который вдруг поменял направление. Течение подхватило его и быстро понесло. Итак, речь шла о том, чтобы, с толком используя багры, заставить паром двигаться не по течению, а наискось. Вот почему паромщики, упирая концы своих багров в выемки, цепочка которых предусмотрительно выдолблена у нижней кромки посудины, сумели развернуть паром, и он мало-помалу все же стал приближаться к правому берегу.

Конечно, можно было заранее без труда прикинуть, что он его достигнет верст на пять-шесть ниже по течению, но это не имело большого значения, лишь бы люди и животные без досадных происшествий высадились на сушу.

Два паромщика, рыжие мужики, к тому же ободренные обещанием щедрой платы, впрочем, не сомневались, что переправа через Иртыш, как ни тяжела, им по плечу.

Но в их расчеты не входило событие, предвидеть которое они не могли, а между тем обстоятельства повернулись так, что все их старания, вся сноровка оказались бессильными.

Паром находился на самой стремнине, отделенный от обоих берегов приблизительно равным расстоянием, и двигался вниз по реке со скоростью две версты в час, когда Михаил Строгов, вскочив на ноги, стал напряженно всматриваться во что-то, происходившее выше по течению.