Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)

При виде этого торжественного шествия лицо сэра Фрэнсиса Кромарти сильно омрачилось, и он, обращаясь к проводнику, тихо произнес:

– Сутти!

В ответ парс утвердительно кивнул и приложил палец к губам. А длинная процессия текла под сенью деревьев, пока последние беснующиеся фигуры не скрылись в лесной гуще.

Мало-помалу и песнопения затихли. Порой издали еще долетали отдельные особенно неистовые вопли, и наконец все погрузилось в глубокое молчание.

Филеас Фогг расслышал слово, сказанное сэром Фрэнсисом Кромарти. Как только процессия удалилась, он спросил:

– Что такое «сутти»?

– Сутти, мистер Фогг, – отвечал бригадный генерал, – это человеческое жертвоприношение, но добровольное. Женщину, которую вы только что видели, сожгут завтра на рассвете.

– Ох, сволочи! – воскликнул Паспарту, не в силах сдержать негодование.

– А этот труп? – спросил мистер Фогг.

– Это тело ее мужа, раджи, – отвечал проводник. – Правитель независимого Бундельханда умер.

– Как? – не унимался Филеас Фогг, хотя ни единая нотка в его голосе не выдавала ни малейшего волнения. – Здесь все еще существуют эти варварские обычаи? И англичане не могут покончить с ними?

– На большей части индийской территории такие жертвоприношения уже не допускаются, – сказал сэр Фрэнсис Кромарти, – но есть дикие окраины, где мы не имеем никакого влияния. Особенно в Бундельханде. На северных склонах Виндхья убийства и грабежи – повсеместное явление.

– Бедняжка! – прошептал Паспарту. – Сгореть заживо!

– Да, – вздохнул бригадный генерал, – ее сожгут, но если бы она на это не пошла, вы представить не можете, на какую жалкую участь обрекло бы ее собственное семейство! Тогда ей обреют голову, ее будут держать впроголодь, не давая иной пищи, кроме нескольких горсточек риса, от нее все отвернутся, считая грязной тварью, и она умрет где-нибудь в темном углу, как шелудивая собака. Зачастую именно ужас перед подобной перспективой скорее, чем любовь к покойному или религиозный фанатизм, толкает этих несчастных на мученическую смерть. Тем не менее иногда жертва и в самом деле оказывается добровольной, в таких случаях требуется особенно энергичное вмешательство властей, чтобы этому помешать. Скажем, несколько лет назад, когда я жил в Бомбее, одна молодая вдова обратилась к правительству с просьбой разрешить ей сжечь себя вместе с телом покойного супруга. Власти, разумеется, ответили отказом. Тогда вдова покинула город, бежала во владения одного независимого раджи и там все-таки осуществила свой замысел.

Пока говорил бригадный генерал, проводник только молча качал головой, когда же рассказчик умолк, тот вставил:

– Жертвоприношение, которое совершится завтра на заре, не добровольное.

– Почему вы так думаете?

– В Бундельханде все это знают, – сказал проводник.

– Однако несчастная не оказывала никакого видимого сопротивления, – заметил сэр Фрэнсис Кромарти.

– Это потому, что ее одурманили парами опиума и конопли.

– Но куда они ее увели?

– В пагоду Пилладжи, в двух милях отсюда. Там она проведет ночь в ожидании часа жертвоприношения.

– И когда, вы говорите, он наступит?

– Завтра, при первых проблесках зари.

С этими словами проводник вывел слона из зарослей и взобрался ему на шею. Но он не успел условным свистом подать сигнал, что пора в дорогу. Мистер Фогг удержал его и обратился к сэру Фрэнсису Кромарти:

– А что, если мы спасем эту женщину?

– Спасти эту женщину, мистер Фогг? – вскричал бригадный генерал, не веря своим ушам.

– У меня еще двенадцать часов в запасе. Я могу себе позволить потратить их на это.

– Ого! Да вы отчаянный человек! – сказал сэр Фрэнсис.

– Разве что изредка, когда у меня есть время, – невозмутимо ответил Филеас Фогг.

Замысел был дерзким, возможно, невыполнимым: ситуация топорщилась препятствиями, как дикобраз – иглами. Опасность грозила жизни или, по меньшей мере, свободе мистера Фогга, а следовательно, на карту был поставлен исход его пари. Но наш джентльмен не колебался. Тем паче, что в лице сэра Фрэнсиса Кромарти он нашел решительного сторонника.

Что до Паспарту, на него тоже можно было положиться: он тотчас приготовился действовать. Его необычайно вдохновила идея хозяина. Он почувствовал теперь, что сердце и душа живы под этой ледяной броней. Воистину, Филеас Фогг теперь достоин его любви.

Но оставался еще проводник. Какую позицию займет он? Не примет ли сторону индусов? Если на его содействие нет надежды, необходимо заручиться хотя бы гарантией невмешательства.

Сэр Фрэнсис Кромарти напрямик задал ему этот вопрос. И в ответуслышал:

– Господин офицер, я парс. А та женщина – парсианка. Располагайте мной.

– Отлично, проводник, – одобрил мистер Фогг.

– Но имейте в виду, – продолжал парс, – что мы рискуем не только жизнью. Если попадем к ним в руки, нас ждут страшные истязания. Так что смотрите.

– Это учтено, – отвечал мистер Фогг. – Полагаю, прежде, чем действовать, нам следует дождаться ночи?

– Я думаю также, – проводник кивнул.

Храбрый индиец поведал спутникам кое-какие подробности относительно жертвы. Эта девушка славилась своей красотой, она была дочерью богатого парса-негоцианта из Бомбея. Там она получила чисто английское воспитание: как по манерам, так и по образованности ее можно принять за европейку. Зовут ее Ауда. Когда она осталась сиротой, ее против воли выдали замуж за этого дряхлого раджу Бундельханда. Спустя три месяца она овдовела. Зная, какая участь ее ждет, она пыталась спастись бегством. Но ее быстро настигли, и родственники раджи, заинтересованные в смерти его вдовы, обрекли ее на казнь. Шансов избежать расправы у нее, судя по всему, уже не остается.

Такой рассказ мог лишь укрепить мистера Фогга и его спутников в их великодушном намерении. Было решено, что проводник направит слона в сторону пагоды Пилладжи с тем, чтобы подобраться к ней как можно ближе.

Через полчаса они остановились, укрывшись в густом подлеске в пяти сотнях шагов от пагоды. Видеть ее оттуда они не могли, но завывания фанатиков доносились до их слуха весьма явственно.

Затем стали обсуждать, каким способом пробиться кжертве. Проводнику была хорошо знакома эта пагода Пилладжи, где, как он утверждал, заперли вдову. Нельзя ли прорваться в ворота, когда вся эта орава, перепившись, завалится спать, или лучше проломить дыру в стене? Но такой выбор можно сделать только уже на месте, в последнюю минуту. Одно несомненно: похищение должно состояться именно этой ночью, прежде чем забрезжит утро и жертву поведут на мучительную смерть. С того момента никакое человеческое вмешательство уже не сможет ее спасти.