Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)

Но то, что в хорошую погоду и при свете дня дается легко, становится тягостным и опасным, когда разбушевавшиеся стихии против воли втягивают путников в свое бешеное противоборство.

Михаил Строгов знал, притом не понаслышке, и уже на своем опыте испытал, что такое гроза в горах, и не без причин считал сие атмосферное явление не менее страшным, чем свирепые метели, которые зимой с неописуемой яростью бушуют на просторах Сибири.

Когда они с Надей тронулись в путь, дождя еще не было. Строгов откинул кожаные занавески, защищавшие внутренность тарантаса, и смотрел вперед, озирая местность, простиравшуюся по обе стороны дороги. Шаткий свет фонарей тарантаса населял это пустынное пространство фантастическими силуэтами…

Надя, сидевшая неподвижно со скрещенными на груди руками, тоже смотрела, но не наклонялась вперед, тогда как ее спутник, наполовину высунувшись из кузова, во все глаза, словно вопрошая о чем-то, вглядывался во все, что творилось на земле и небе.

Абсолютное безмолвие царило вокруг, но этот покой таил угрозу. Воздух был недвижим. Казалось, полузадушенная природа перестала дышать, ее легкие – эти угрюмые тяжелые тучи, – впав по какой-то причине в мертвящую апатию, больше не могут исполнять свое предназначение. Тишину нарушали только поскрипывание дорожной гальки под колесами экипажа, потрескивание его деревянного каркаса, стонущий скрежет осей, жаркое дыхание разгоряченных лошадей, которым не хватало воздуха, да цоканье их железных подков, высекавших искры из подвернувшихся камешков.

Притом тракт словно вымер. В эту ночь, не сулившую добра, на узких дорогах горного Урала тарантасу не встречались ни пеший, ни конный, ни какой бы то ни было транспорт. Ни костра, разожженного среди леса угольщиком, ни лагеря шахтеров в карьерах, где ведутся разработки, ни лачуги, затерянной в перелеске. Требовались поистине серьезные причины, исключающие медлительность и сомнения, чтобы при таких условиях затеять путешествие через горы. Но Строгов не колебался. Он не мог себе этого позволить, да к тому же был один вопрос, тревоживший его чем дальше, тем острее: что это за путешественники, чью телегу его тарантас все не может догнать? Какие такие высшие соображения вынуждают ихдействовать столь безрассудно?

Какое-то время он, скрывая растущее беспокойство, провел за своими наблюдениями. Около одиннадцати молнии начали бороздить небо, и это более не прекращалось. В их стремительных вспышках то появлялись, то исчезали силуэты могучих сосен, скопления которых чернели там и сям по сторонам дороги. Потом, когда тарантас скатывался к ее обочине, пламя, что вспыхивало в тучах, стало высвечивать глубокие пропасти, что разверзались у самых колес. Время от времени более гулкий стук колес указывал, что они едут через мост из плохо оструганных досок, переброшенный через какую-нибудь расщелину; тогда казалось, что гром гремит не над головой, а под ногами. К тому же все пространство вокруг вскоре наполнилось монотонным гулом, казавшимся особенно зловещим оттого, что он словно бы достигал до самого неба. С этими разнородными шумами сливались крики и междометия, то льстивые, то ругательные, которыми ямщик осыпал своих бедных лошадей, утомленных, кажется, больше духотой, чем трудной дорогой. Даже колокольчики, заливавшиеся под дугой, больше не могли их приободрить, и ноги у них порой подгибались.

– В котором часу мы доберемся до перевала? – спросил Строгов у ямщика.

– К часу ночи… если мы вообще туда доберемся! – ответил тот, качая головой.

– Скажи-ка, друг, тебя ведь не впервые в горах застигла гроза? Верно?

– Да уж не впервые, но дал бы Бог, чтобы эта не стала для меня последней!

– Боишься, значит?

– Не то чтобы боюсь, а только я тебе говорил и повторяю: это твоя ошибка, нельзя было ехать.

– Я бы сделал еще худшую ошибку, если бы остался.

– Ну же, вперед, голубушки мои! – откликнулся ямщик тоном человека, который знает, что он здесь не для того, чтобы спорить, его дело повиноваться.

В этот момент вдали послышался странный звук, будто сама земля задрожала. Как если бы воздух, доселе неподвижный, пронизали тысячи резких, пронзительных свистков. За слепящей вспышкой молнии почти тотчас последовал страшный удар грома. В свете этой молнии Михаил Строгов увидел громадную сосну, которая корчилась на горной вершине. Ветер забушевал, но пока только в верхних слоях воздуха. Раздался сухой треск – некоторые деревья, старые или со слабыми корнями, не смогли устоять перед первыми порывами урагана. Лавина переломанных стволов, грозно обрушившись со скал, прокатилась через дорогу и свалилась в бездну слева, в двух сотнях шагов от тарантаса.

Лошади разом остановились.

– Ну же, мои хорошенькие голубки! – вопил ямщик, щелкая кнутом под раскаты грома.

Михаил Строгов взял Надю за руку.

– Ты спишь, сестра? – спросил он.

– Нет, брат.

– Будь готова ко всему. Вот она, гроза!

– Я готова!

Строгов едва успел закрыть кожаные занавески тарантаса.

Шквал налетел с быстротой молнии.

Ямщик, соскочив со своего сидения, прыгнул на шею коренника, пытаясь удержать лошадей, так как сейчас огромная опасность угрожала всейупряжке.

Дело в том, что тарантас, теперь неподвижный, застыл у поворота дороги, на которой неистовствовал ураган. Значит, надо было противостоять ему в лоб, ведь иначе, стоит только уклониться в сторону, тарантас неизбежно опрокинется, рухнет в глубокую пропасть, что слева от дороги. Лошади вставали на дыбы, силясь противостоять порывам урагана, и вознице никак не удавалось их успокоить. Ласковые эпитеты сыпались из его уст вперемешку с оскорбительной бранью, но ничего не помогало. Несчастные животные, ослепленные электрическими разрядами, перепуганные нескончаемым грохотом грома, похожим на пушечную пальбу, чего доброго, порвут постромки и убегут. Ямщик потерял контроль над своей упряжкой.

И тут на помощь подоспел Михаил Строгов, одним прыжком выскочив из тарантаса. Наделенный недюжинной силой, он хоть и не без труда, сумел обуздать ошалевших лошадей.

Однако ураган неистовствовал все сильнее. Дорога в этом месте расширяется, образуя подобие воронки, затягивающей туда шквал, подобно раструбу вентиляционного рукава на пароходе. В то же время сверху, с откоса, покатился камнепад заодно с лавиной изломанных древесных скалов.

– Нам нельзя здесь оставаться, – сказал Михаил Строгов.

– Мы таки здесь не останемся! – завопил ямщик в ужасе изо всех сил, каменея от напряжения, сопротивляясь чудовищному напору воздушных масс. – Ураган с нами вот-вот управится! Отправит под горку самой короткой дорогой!

– Займись правой пристяжной, трус! – отвечал Михаил Строгов. – Левую я беру на себя!