Йорген Бич - За аравийской чадрой

Конечно, Салем не раз выручал меня из беды, — продолжает Фрис, — но это объясняется тем, что старый гангстер тоже хочет извлечь прибыль из будущей консервной промышленности, и потому он вдруг заинтересовался холодильной техникой. Теперь я ему нужен.

Однажды он избавил меня от очень серьезных неприятностей, когда у меня оказалась просрочена виза. Но потом он прислал мне счет на 5 тысяч риалов. Я мог бы обойтись и без его помощи, заплатив вдвое меньшую сумму кому-нибудь из чиновников, но у меня хватило глупости обратиться именно к Салему.

Если вы опять встретитесь с ним, ради бога, не произносите слово «раб». Начав разговор на эту тему, вы подпишите свой собственный смертный приговор.

Сегодня пятница, у мусульман праздник. В этот день на городских площадях провинившиеся подвергаются телесным наказаниям на глазах у многотысячной толпы.

Мне очень хотелось узнать, в какой мере соответствуют действительности разговоры о том, что в Саудовской Аравии до сих пор существуют чудовищно жестокие наказания. Однажды Олаф Фрис предложил мне пойти на одну из самых больших площадей Джидды, где карают преступников.

Госпожа Фрис никогда не видела ничего подобного и потребовала, чтобы мы взяли ее с собой. Протесты мужа не помогли.

— В этом нет ничего особенного, — сказала госпожа Фрис. И вообще она взрослый человек и желает знать, что творится в городе, где живет столько лет.

— Пусть будет по-твоему, — согласился Фрис. — Но пеняй на себя, если тебе станет плохо.

Мы пришли на площадь около половины первого и протиснулись сквозь огромную толпу зевак, нетерпеливо ожидавших начала экзекуции.

Сегодня будут наказывать плетьми шестерых осужденных. Почти все они получают плети раз в неделю. У них такой вид, будто они уже привыкли к порке, во всяком случае, под ударами палача они, как правило, не издают ни единого стона. Если же осужденному или кому-нибудь из его друзей удается подкупить палача, то удары наверняка будут слабее обычного. Кроме того, наказание не должно причинять увечий, в противном случае зрители могут возмутиться и начать свалку, и тогда палачу придется приложить немало усилий, чтобы правосудие не было посрамлено. Многие даже полагают, что эти удары гораздо слабее тех, которые наносят полицейские во время допроса подозреваемых в том или ином преступлении, хотя бы это преступление заключалось в краже одного яйца. При подобных допросах применяется хлыст, изготовленный настолько хитроумно, что, по заключению врачей, семи ударов было бы достаточно, чтобы даже святой признал себя виновным в детоубийстве.

Между тем полицейские схватили первого из шестерых осужденных, приволокли его на специально отведенное для экзекуции место, бросили на землю, и плеть тут же заходила по его телу. Палач работает методично. Сначала плеть падает на лопатки, потом постепенно опускается до поясницы и наконец снова возвращается к лопаткам.

Во время экзекуции осужденный упорно молчит, получив сполна все удары, причитающиеся ему по приговору, он встает и спокойно возвращается на свое место, правда немного покачиваясь от боли. Здесь он садится на скамейку рядом с остальными приговоренными.

У этих арабов отличное самообладание. В то время как палач обрабатывает плетью очередную жертву, остальные спокойно сидят и болтают друг с другом о всякой всячине, хотя через несколько минут их ожидает такое же испытание.

Когда шестерых осужденных увели, мы по наивности решили, что экзекуция окончена и можно идти домой.

Но мы ошиблись. Самое страшное было впереди.

Внезапно на площади появился полицейский офицер, рядом с которым шел маленький человек в черной одежде, он непрерывно дрожал. За ним по пятам шли двое солдат. Человек этот был осужден за воровство, а за воровство в Саудовской Аравии карают в точном соответствии с буквой Корана, который предусматривает только одну меру наказания: вору отсекают правую руку вне зависимости от того, украл ли он несколько риалов или присвоил целый миллион. Если его вторично уличают в краже, ему отсекают левую руку, а когда он попадается в третий раз, отрубают обе ноги. Впрочем, последнее требование закона имеет сугубо теоретическое значение. Даже здешние воры не могут действовать мало-мальски оперативно при отсутствии обеих рук.

Когда мы наконец сообразили, какое зрелище нам предстоит увидеть, мы попытались поскорее уйти, но тщетно. Нас окружала огромная толпа народа, и пробиться сквозь нее было абсолютно невозможно.

Почти парализованные ужасом, мы увидели, как человека в черной одежде заставили стать на колени, после чего обвязали палец на правой руке толстой веревкой. Потом один из солдат резко потянул за веревку, и осужденный плашмя упал на землю. Пока первый солдат натягивал изо всех сил веревку, второй не давал осужденному подняться. Наконец к ним подошел палач с острым ножом, который был ненамного больше обычного столового ножа, но с очень широким лезвием.

Руку осужденного палач не отсек, а скорее отпилил своим ножом.

Я не знаю, сколько минут или часов продолжалась эта чудовищная экзекуция. Я потерял всякое представление о времени. Мне казалось, что стоны и крики несчастного оглашают площадь уже целую вечность, а когда эта вечность кончилась, на веревке, которую держал солдат, болталась кисть человеческой руки. Потом эту кисть повесили на высокий столб, дабы другим неповадно было, и она провисела так несколько часов. С позорного столба отсеченные руки снимают лишь в шесть часов вечера.

Как только осужденному отпилили руку, культю опустили в кипящее масло, после чего он был отправлен в больницу. Но как мне объяснили потом, и кипящее масло, и больница фигурируют после казни лишь в «цивилизованных» городах. В городах, расположенных внутри страны, осужденных после казни предоставляют самим себе, и многие умирают от сильной потери крови.

Кроме того, в «цивилизованных» городах осужденным делают прививку против столбняка, что также отличает «передовые» населенные пункты Саудовской Аравии от отсталых.

— Пойдем домой, — прошептала госпожа Фрис. С большим трудом нам удалось протиснуться сквозь толпу, которая еще не собиралась расходиться.

С площади мы свернули в переулок. И тут госпоже Фрис стало плохо…

Если обыкновенная кража карается таким варварским способом, то какие же чудовищные приговоры выносятся за более серьезные преступления? Например, за убийство?