Викторин Попов - Люди Большой Земли

— Пустое дело! — ругались они, не дослушав лекции и расходясь.

Два дня спустя, на съезде, старики предложили: выгнать из тундры докторов, которые только обманывают.

— Нам не нужно докторов! Люди помирали без докторов и при них помирать будут!

Ненцы помоложе возражали:

— Доктор это — хорошо, пусть лечит.

В старое время самоеды не видели врачей, тундра жила во власти духов. Невежественные ротные фельдшера обслуживали лишь оседлое население и приучали относиться к медицине с недоверием. Теперь по тундре — стационары с койками, врачебно-обследовательские отряды, подвижные лечебные пункты.

И до сих пор туземцы встречают пришлого с подозрением. Когда же убеждаются, что врачи приехали без корыстной цели и что с них не будут брать ни сейчас, ни перед отъездом, — устанавливаются дружеские отношения. При обследованиях без принуждения раздеваются, охотно прививают оспу, иногда встречают врача такими словами: «А нет ли у тебя прививки, оспу бы надо ребятам привить?» Туземцы принимают лекарство с полной верой в его силу. Правда, объяснить больному, как нужно принимать его — дело нелегкое, случалось, что лекарства путались.

В этом, восточном, самом отдаленном и отсталом районе Большой Тундры ненцы только-только привыкают к медпомощи. До последних лет здесь монопольно врачевали шаманы, — и старики еще упорствуют.

В августе прибыл в Хабарово врач по глазным болезням. Среди ненцев, как среди туземцев всего крайнего севера, особенно распространены глазные заболевания.

— Что с тобой? — спрашивает врач у ненца с гноящимися глазами, ощупью входящего в медпункт.

— Сами не знаем, — отвечает пациент. — Женка вылизывала мои глаза языком — не помогает. Хотим соль в глаза сыпать, — может легче станет.

— Заболевание роговой оболочки глаз, — говорил мне врач, — своего рода профессиональное заболевание тундрового жителя.

И действительно: конъюнктивит, лейкома, катаркта, стафилома, трахома.

Ненец сидит в полутемном чуме и нехотя плачет от едкого дыма. Выходит на воздух, — глянцевитые снега, освещенные солнцем, нестерпимо блестят, — слезоточит еще сильнее; несется на нартах — ветер больно режет незащищенные глаза. Ложась спать, ненец покрывается оленьей шкурой, волос с нее попадает в глаз. Случаются ожоги лица на охоте, потому так часто встречаешь мужчин кривых на правый глаз. Грязные руки, общее полотенце — тряпка: трахома у половины кочевников.

Видел я больных чесоткой: тело покрыто сплошной корой запекшихся кровяных расчесов. Работоспособность потеряна. Ненцы с этой болезнью не обращаются в медпункт, ждут, «пока «исчешется», а если зуд терпеть невмоготу, смазывают болячки трубочным никотином.

— Но случаи экземы, как это ни странно, очень редки, — объяснял мне тундровый врач. — Кочевой ненец не бывает в банях, многие даже не умываются, будто вода понижает выносливость кожи. Почти все носят длинные волосы. Вши и в волосах и в одежде. Хотя в последние годы и завели нательные рубахи, однако эти рубахи никогда не стираются и носятся до тех пор, пока не истлеют под меховой одеждой и не свалятся с плеч. Можно было ожидать большого распространения вульгарных кожных поражений. Очевидно, — закаленная кожа мало восприимчива. Вот самоеды-карагассы почти не знают и чесотки!

— А скажите, — надоедал я расспросами, — верны ли указания старой литературы о поголовном заболевании сифилисом?

Врач рассмеялся:

— Заблуждение! Мнение о широком распространении венерических болезней, в частности сифилиса, основано, по-видимому, на единичных наблюдениях. Дореволюционные обследования касались южных районов, где в массу туземцев вкраплено русское население, обогащавшее туземцев дарами «культуры». Данные случайных обследований смешанных районов произвольно распространялись на все малые народности. А непосвященные всякую сыпь принимали за сифилитическую. Несколько лет нашей работы в советское время подтвердили, что во всех районах, где туземцы переходят на оседлость и смешиваются с местным населением, процент заболевания сифилисом повышается. Могу заверить: среди кочующих ненцев Большеземельской тундры случаи «русской» болезни, как здесь называют сифилис, единичны, но обильны ревматические заболевания и, как следствие, сердечные…

В медпункте — торжество. Врач уговорил одного ненца изгнать глистов. У ненцев — глистов, как и вшей. Рыба, которую едят в сыром виде, зачастую со внутренностями, и строганина — нарезаемые пластинки мороженого мяса — рассадники глистов. Много народу собралось посмотреть полный таз глистов!

— Доктор — большой шаман! — восхищались старики, только что предлагавшие выгнать его из тундры.

Случай с успешным изгнанием «червей» окончательно расположил ненцев к медицине.

На крайней избушке — крошечной и ветхой — алый флаг. Над низкою дверью дощечка: красный уголок. Тре тий тундровой Совет, кочуя по общему для тундры закону движения, на короткое лето располагается в Хабаровском красном уголке. В Совете напряженная подготовка к съезду, назначенному на 2 августа. Игнатий Талеев и представитель ненецкого окрисполкома Трофимов проверяют списки кулаков и шаманов, составляют отчет Совета. Хатанзейский и Лабазов, ненцы-студенты, с зимы кочевавшие по тундре с разъяснением коллективизации, готовят доклады. Самоедка Клавдия — член Большеземельского РИК’а — ведет беседы с кочевниками, которые приходят справлять дела, накопившиеся за зиму, и просто посидеть. Председатель Совета по неграмотности в «письменной» работе не участвует. Чередуя время с охотой на морского зайца и нерпу, он прибегает на совещания.

Культработник Наволоцкий, комсомолец, единственный русский из работающих при туземном Совете, пишет к съезду лозунги. Три лозунга: «Долой грабительокую империалистическую войну», «Крепи боеспособность Красной армии» и «Все идите к Осоавиахиму».

— Почему нет лозунгов о коллективизации, о кулаке? — спросил я у девятнадцатилетнего культработника. — Они для ненцев более понятны и близки.

— Вы против Красной армии? — не отвечая, в свою очередь спросил Наволоцкий.

Русский комсомолец упрям своими девятнадцатью годами и тем, что механически заучено в школе.

К плакату — «Все идите к Осоавиахиму» — подошла группа ненцев. Один, по слогам разбиравший русскую грамоту, начал читать. Первые два слова одолел, а загадочное «Осоавиахим» никак не давалось. В конце концов поняли так:

— «Все идите к Ехиму».

Наволоцкий записывал в члены.

— Сколько даешь? — спрашивает культработник.

Ненец достает из тучейки двугривенный.

— На Ехима собирают, — объясняет мне старик. — Никогда не видели Ехима! Цынга, говорят, его хватила, потому поддержку делаем.