Роальд Потапов - Неведомый Памир

Между прочим, в тех же самых скалистых горах Найзаташ, где Вадим Ранов нашел свой грот, где-то в очень потайном местечке якобы скрыто древнее-предревнее капище со следами поклонений самых различных культов. Капище это, известное местным старикам киргизам, будто бы нашел геолог Клунников еще до войны. Он рассказал о нем Кириллу Владимировичу Станюковичу в конце 30-х годов, а тот — еще через двадцать лет — мне. Сам Клунников погиб во время войны. Никто не вел специальных поисков, геологи и топографы, работавшие здесь, ни разу не наткнулись на это капище. Возможно, что никакого капища и нет. А вдруг?!

В скалистых отрогах хребта Найзаташ — вытянутой с севера на юг гряде высоких зубчатых скал — было довольно много самых различных ниш, навесов и просто небольших дыр. В одной из них я наткнулся на завернутые в истлевшие тряпки четыре деревянные миски, старые, выщербленные и чуть ли не расколотые пополам большими трещинами. Такие миски и сейчас в ходу в некоторых кишлаках.

На противоположном от грота склоне отрога я нашел еще одну любопытную пещеру. Вглубь скалы уходил правильный, как будто вырубленный руками человека коридор метровой ширины и около полутора метров в вышину. Метров через семь он круто сворачивал вправо. Тут уже было совершенно темно и основательно пахло каким-то зверем. Поспешно выбравшись назад, я соорудил примитивный факел из бумаги и терескена и снова вторгся внутрь. За поворотом мой факел осветил небольшую камеру, углубленную вырытой кем-то в мягком субстрате ямой. Шерсть и помет свидетельствовали о том, что я в логове медведя и хозяин был здесь сравнительно недавно. Может быть, в этой пещере была его зимняя берлога? Кстати, медведь — единственный крупный зверь Памира, которого мне не удалось увидеть ни разу, хотя следы его деятельности попадались нередко.

В этом отношении Кириллу Владимировичу Станюковичу повезло больше, и в своих странствиях по горам Памира он не раз встречался с косолапым нос к носу. И не только с обычным бурым мишкой, населяющим нагорье, но даже с гималайским медведем. Медведь этот меньше бурого, черного цвета, с белым галстуком на шее и груди. Станюкович встретил его в долине реки Каинды на Северном Памире, и достаточно хорошо рассмотрел, чтобы не ошибиться в определении. Ни до, ни после в горах Средней Азии и на Памире гималайского медведя никто не встречал: но он обитает рядом, в горах Афганистана, и оттуда, видимо, иногда забредает на Памир.

Медведь в представлении большинства людей неразрывно связан с лесом, и на первый взгляд кажется странным его обитание в горах, лишенных даже кустарника. Лес на Памире медведю заменяют скалы. Примерно в таких же условиях живет и тибетский медведь-пищухоед (как и памирский медведь, это разновидность нашего бурого медведя). В центральных районах Памира медведи редки, будучи более обычными по окраинам, в верховьях скалистых долин. В районе биостанции за все годы работы я встретил следы медведя только раз. Это было в начале лета в цирке Зор. Видимо, он забрался сюда с верховьев Западного Пшарта, где обычен, и вскрыл здесь, кажется небезуспешно, две сурчины. На их месте остались зияющие воронки — как будто после взрыва авиабомб.

Свежие следы медведей встречались мне в верховьях Кокуйбели, в долине Западного Пшарта и у Зоркуля. В верховьях Оксу по левому берегу раскинулся небольшой горный массив, который так и называется: Аю-Джолу — Медвежья Дорога. Когда-то там было очень много медведей, но сейчас редко кто встречает их следы. Похоже на то, что за последнее время медведей на Памире стало значительно меньше. Д. И. Иванов, путешествовавший здесь в конце прошлого века и оставивший любопытные записки об охоте на Памире, не раз встречал медведей, даже среди бела дня, в самых различных местах нагорья; они спали на припеке на скале или брели по своим медвежьим делам. Сейчас ничего подобного нет. И дело тут вовсе не в интенсивной охоте: специально на медведя здесь не охотятся. Видимо, слишком часто стали его беспокоить — скалы все-таки не лес, и как следует там не спрячешься.

Но вернемся к пещерам. Из многих, осмотренных мною, особенно запомнились две. В одну из них, нависшую над небольшой щелью в рангульских скалах, я попал после долгих упражнений в скалолазании, преодолевая постепенно карнизы, подъемы по щелям и свой собственный страх, именовать который более пристало осторожностью. Пещерка оказалась очень уютной, площадью около двадцати метров и высотой три метра. Ровный пол был замусорен пометом козерогов. В середине возвышался почти полный козерожий скелет, череп украшали огромные рога. Судя по ним, можно было допустить, что козерог скончался от старости; трещины на рассохшихся рогах указывали, что случилось это очень давно.

В одном из углов уходила вверх широкая, постепенно суживающаяся щель. Там стояла полная темнота, но снизу можно было разглядеть очертания двух массивных построек из веток терескена, видимо гнезд. Я добрался до них, упираясь руками и ногами в стенки щели; гнезда удалось разглядеть, только исчиркав с десяток спичек. Судя по всему, они принадлежали когда-то тибетскому ворону и служили много лет подряд, периодически надстраиваясь, пока не достигли столь крупных размеров. Как птицы выводили птенцов в такой темноте — совершенно непонятно.

Другую интересную пещеру я увидел в верховьях реки Кокуйбели, где был разбит базовый лагерь «снежной» экспедиции (о ней я расскажу дальше). Однажды наш инструктор-собаковод вернулся к обеду в несколько возбужденном состоянии и сообщил, что наткнулся на логово барса. К тому времени меня начала одолевать какая-то непонятная болезнь, я уже лежал, но перед такой новостью все отходило на второй план. Мы отправились к пещере, где якобы располагалось логово, вместе с первооткрывателем, взяв на всякий случай винтовку и телеобъектив.

Подниматься надо было по рыхлой осыпи. Из-за повышенной температуры я полз вверх со скоростью черепахи, обливаясь потом. Наконец метров через триста открылась черная пасть пещеры. В обрамлении черноватых скал она выглядела довольно мрачно. Отсюда отчетливо были видны белеющие кости, разбросанные перед входом. Они-то и смутили моего спутника, решившего, что в пещере сидит плотно пообедавший барс. Кости козерогов выглядели довольно свежими, и могло статься, что пещера обитаема. В одном только можно было поручиться твердо: сейчас в пещере никого нет. Шум камней, осыпавшихся под нашими ногами, давно спугнул бы любого и менее осторожного, чем барс, хищника, имевшего достаточно времени, чтобы убраться незамеченным.

Действительно, пещера оказалась пустой. Костей козерогов, архаров, а может быть, домашних баранов и коз было много и внутри, так же как и клочков шерсти, но ни одной свежей кости мы не нашли. Похоже было, что пещера являлась зимним приютом какого-то крупного хищника, может быть и барса. Она располагалась сравнительно низко, на высоте 4300 метров, была обращена на юг и надежно закрыта скалистым гребнем от преобладающих западных ветров.