Станислав Савицкий - Прекрасная Франция

Всем остальным пришлось проявить максимум изобретательности. Заботливым родителям, нашедшим счастье у семейного очага, предстояло регулярно демонстрировать землякам нежные родительские чувства. Тем, кто решил посвятить себя заботе о стариках, тоже нужно было как следует пошевелить мозгами, чтобы не наскучить публике своим добросердечием. Пекущиеся о том, чтобы город был чистым и красивым, сбились с ног, пряча куда попало помои, которые буквально вырастали под ногами откуда ни возьмись. Тех же, кто боролся за чистоту человеческих помыслов, обходили стороной. Эти могли всю душу вынуть.

Долго – понятное дело – так продолжаться не могло. Все, конечно, приноровились к счастью, как умели, и благоденствовали без серьезных нареканий. Но в соседних городах бурлила революция. Сначала лавочники и ремесленники перерезали сборщиков податей, потом принялись за людей странных или неприветливых. В столице освободили всех заключенных из старой тюрьмы, от самой тюрьмы камня на камне не оставили. Везде кипели дискуссии о справедливости и всеобщем счастье. Свободы, равенства и братства уже алкали даже сбежавшие подобру-поздорову эмигранты, лишь бы вся эта дичь скорее закончилась.

Счастливый город за это время повидал многое. Дома, площади и улицы остались целы, но прежнего счастья и след простыл. Жизнь вносила свои коррективы так часто, что с какого-то момента на это перестали обращать внимание. И долгое время здесь ничего особенного не происходило, люди просто жили своей жизнью. Кажется, это был самый благополучный период в истории города.

В один прекрасный день счастье напомнило о себе. Один модный швейцарский архитектор решил построить на окраине города идеальную виллу. Ее заказала семейная чета, работавшая в страховой компании. Место было выбрано живописное: вершина холма, окаймленная вязами, с которой открывался вид на окрестную долину, перелесок и убегающие к горизонту холмы. На лужайке модный архитектор построил небольшой дом с бельведером / ил. 90–94 /. Дом на тонких бетонных колоннах зависал в пейзаже. Сверкающий белизной, поблескивающий сплошными окнами, разрезавшими напополам фасад, – странный иноземный объект со стеклянными стенами, лестницей-улиткой и солярием на крыше. В нем никакого декора, ничего лишнего – только воздух и свет. Шкафы встроены в стены, интерьер выкрашен белым или в один-два тона. Невесомая архитектура, растворяющая в себе само пространство. Архитектура, нашедшая гармонию человека и природы.

| 90–92 | Вилла Савой. Архитектор Ле Корбюзье. 1931

Модный архитектор впоследствии стал гением социалистического строительства. Идеи, воплощенные в этой вилле на окраине счастливого города, он положил в основу первых многоэтажек, которые были прообразом серийных зданий в спальных районах. Во Франции их называют бидонвилями. Первые многоэтажки производят довольно мрачное впечатление. А эта вилла, с которой началась история идеального жилья, была настоящим социалистическим недостроем. В ней никто никогда так и не смог жить. Хозяева попытались было провести на вилле несколько дней, но отопление барахлило, из ленточных окон шел жуткий сквозняк, с чудесной крыши-бельведера-солярия текло, да еще ко всему прочему не запиралась входная дверь. Хозяева обратились было к архитектору с просьбой устранить неполадки, но тот уже был занят другим проектом счастья и отвечал на их письма неохотно, а потом и вовсе потерял интерес к этой истории, которую, как он полагал, злополучные обыватели умудрились превратить в скверный анекдот.

| 93, 94 | Вилла Савой. Архитектор Ле Корбюзье. 1931

Ведь счастье было так возможно.

Долгие годы вилла стояла бесхозная. Жители счастливого города посмеивались над этой комедией, но без энтузиазма: они и не такое на своем веку видали. Архитектурные критики прославляли смелый новаторский проект, постепенно занявший место на страницах истории современного зодчества. В один прекрасный день Министерство культуры взялось за реставрацию виллы, и теперь она достопримечательность. Наконец-то тут все работает, но жить так никто и не живет. Место слишком счастливое.

1932 году Марсель Дюшан вновь отправился в путешествие на Юрские горы – в счастливую деревню Вован. Когда Дюшан был в этих краях в первый раз с Гийомом Аполлинером и Франсисом Пикабиа, еще перед войной, он слышал рассказы о том, что где-то за перевалом есть такое глухое местечко, жители которого считают себя потомками Чингисхана. Оказалось, что легенда эта старая. В конце XIX века сюда приезжала этнографическая экспедиция из Сорбонны. Несколько фольклористов и антропологов записали много преданий и россказней о великом предке вованских крестьян. История была забавная, но откуда берутся эти небылицы – так и не ясно.

Однажды утром молодой пытливый исследователь, недавно приступивший к работе над диссертацией, подсматривая за купающимися в горном озере деревенскими девками, заметил, что у всех трех у пупа были синие родимые пятна. Научному руководителю он решил пока ничего не говорить и продолжил вести полевые наблюдения самостоятельно. Лето стояло жаркое. Девки все шли и шли окунуться в холодное озерцо. И у всех были синие родимые пятна. У одной – на бедре, у другой – на плече, у третьей – на ягодице. Научный руководитель, услышав от подопечного о странном открытии, похвалил его за наблюдательность:

– В науке это уже полдела! Наблюдательность и еще раз наблюдательность! Так написано на фасаде лаборатории академика Павлова в Колтушах / ил. 95 /.

| 95 | Лаборатория, в которой проводились исследования феномена синих родимых пятен

Профессор дал задание фотографировать девок как можно четче.

Когда снимки были готовы, на мозговой штурм пригласили специалиста по истории Монголии, тоже участника экспедиции. Девки и впрямь были хороши! На монголок они, правда, совсем непохожи: ягодицы посажены недостаточно низко, хотя недурны, недурны; груди торчком, сосцы острые. А как вот эту смешливую зовут?