Фритьоф Нансен - Через Сибирь

Подумать только, какая разница мироощущений по сравнению с представителями нашей расы! Наверное, европейцам было бы легче удержаться от пьянства, зато они вряд ли бы не притронулись к запасам водки, оставленным в «свободном доступе», а уж тем более не прошли бы мимо железных гвоздей, если в них была бы нужда. Но после соприкосновения с европейской цивилизацией, после знакомства с её водкой и абсолютно неприкрытой непорядочностью купцов и чиновников происходит неминуемая утрата честности и добрых нравов даже у таких народов, как самоеды.

Мы подошли к двум-трём землянкам, в которых жили русские, приезжающие сюда на промысел рыбы и зверя. Они скупали рыбу и у местного населения.

Далеко к западу виднелся низкий деревянный дом — как нам сказали, то был «монастырь». Там жили пятеро или шестеро монахов, или, вернее, послушников, готовивших себя к принятию монашеского обета. Вместе с ними жили и две монахини. Они приезжали сюда на лето, чтобы запастись рыбой для монастыря, из которого они, собственно, и были сюда посланы.

Они встретили нас очень дружелюбно и оказались очень приятными благообразными людьми. У одного из них была длинная светло-каштановая борода, и вообще, как мне показалось, он очень походил на типичного норвежского крестьянина, и таких людей довольно много можно встретить в Сибири. У другого, который, судя по всему, был тут старшим, были длинные волосы до плеч и длинная же борода, а голубыми глазами, прямым носом и красивым разрезом глаз, смотревших мягко и всепрощающе, он очень напоминал Христа. Такое сходство в Центральной России и Сибири является заветной мечтой каждого священнослужителя и монаха. Все они носят длинные волосы, часто вьющиеся, и длинную бороду, разделённую надвое. Этот молодой мужчина, которому вряд ли было 25 лет, довёл это сходство до крайних пределов, и, вероятно, он будет хорошим монахом.

А ещё там жил настоящий херувим — пухлый юноша с длинными золотыми кудрями, голубыми глазами, светлыми бровями, круглыми щёчками и алым ротиком. Нельзя сказать, чтобы у него было умное выражение лица, и вообще он казался бесполым существом. Он был облачён в длинный светлый полотняный балахон, перехваченный на талии поясом, для полноты картины не хватало только крыльев. Он мало говорил и заикался, больше таращил глаза и походил на слабоумного, во всяком случае настолько не от мира сего, что врата Царствия Небесного распахнутся перед ним с лёгкостью.

Старшая из монахинь была маленькой горбуньей, в очках, с добрым и умным лицом. Младшая же очень походила на обычную крестьянскую девушку из Норвегии, но была тоже не первой молодости.

В «монастыре» была всего одна комната, в которой все они и жили вместе. Спали они на нарах, которые были сделаны вдоль одной из стен. Спальные места монахинь были у самой стены и отделены занавеской.

Было понятно, что они опытные рыболовы и отлично умеют обращаться с рыбой, большую часть которой чистили, мыли и солили в бочках, меньшую часть вялили. Под потолком были развешаны связки вяленой рыбы — славное угощение для насельников родного монастыря. Особенно вкусен кусочек такой жирной вяленой рыбы под рюмочку водки, он не помешает и монахам! Мы купили у них вяленого омуля, совершенно прозрачного, исходящего жиром и напоминающего вкусом не то копчёную камбалу, не то копчёную сёмгу. Ещё мы купили свежей красной икры, которая имела у нас успех за завтраком. Эта икра добывается здесь из сиговых пород рыб, чаще всего из омуля. Много такой икры солят впрок.

Пятница, 29 августа.

Последние несколько дней дул сильный ветер, от которого в широких протоках между островами поднялось нешуточное волнение, не позволившее нам направиться на берег или по реке на наших неповоротливых яликах, поэтому мы проводили время на «Корректе» за проявлением фотографий днём, а вечером играли в карты. Лорис-Меликов же с Лидом, дай им волю, не вставали бы из-за шахматной доски целыми сутками. Но Лиду надо было следить за погрузкой-разгрузкой. Лишь Кристенсену и приглядывавшему за животными человеку приходилось иногда наведываться на берег, чтобы накосить травы для верблюдов, а её было достаточно на западном низком зеленеющем берегу.

На пароходе было немало членов команды, которые лелеяли надежду совершить выгодный для себя обмен с местным населением, причём особенно уповали на мену ценных мехов. Для этого они прихватили из дома меновые товары. Так, наш старина датчанин-стюард накупил на целых 24 кроны стеклянных бус, ожерелий и прочих побрякушек, перед которыми, по его мнению, не мог устоять ни один абориген. Но его и прочих «обменщиков» ждало величайшее разочарование. Что касается ценных мехов, то все их давно скупили сибирские купцы. А сами дикари оказались вовсе не такими наивными, как представлялось в далёкой Европе, и на стеклянные бусы они не покупались. Аборигены прекрасно знали цену денег — не хуже нас, а иногда и лучше многих из нас. Кроме того, цены на мех тут не намного ниже европейских. Бедный стюард, ухлопавший целое состояние непонятно на что, был безутешен, ведь теперь ему только и оставалось, что побросать свои побрякушки в воду.

Приглашая нас в путешествие, Лид заманивал нас не чем-нибудь, а бифштексами из мамонтятины. Всё дело в том, что в прошлом году в тундре, неподалёку от Гольчихи, была найдена замороженная туша мамонта. Конечно, нет сомнений, что бифштекс из мяса мамонта, пролежавшего столько лет в вечной мерзлоте, — очень завлекательное угощение, но я всё никак не мог избавиться от мыслей о трупном яде и прочих прелестях дохлой туши, которые могли явиться нам в качестве сюрприза.

Поэтому я нисколько не расстроился, когда Лид вспомнил о данном обещании и рассыпался в извинениях по поводу невозможности сдержать его, ибо собаки из Гольчихи откопали мамонта и обглодали его кости, потому что питались им всю зиму напролёт. Весной же прибыла туда экспедиция, снаряжённая русским правительством, и забрала остатки. К числу самых сокровенных тайн и загадочных явлений, с которыми мы можем столкнуться в Сибири, следует отнести и этих огромных вымерших животных, мамонтов и реже встречающихся волосатых носорогов, которые покоятся в вечномёрзлом грунте тундры почти целыми и невредимыми, с костями, мясом, кожей и волосами.

Каким именно образом могли эти животные попасть в тундру и так быстро замёрзнуть, что их чудовищные туши не успели подвергнуться разложению? Как они погибли? На эти вопросы умные головы искали ответы уже почти полтора столетия, а именно с 1771 года, когда первый волосатый носорог в прекрасном состоянии был найден в Сибири. Я не встречал ни одного приемлемого объяснения этой тайны.