Анатолий Вассерман - Прогулки по умным местам

На месте общежития стояли два непримечательных двухэтажных домика, аналогичные оставшемуся под № 78. Для нас эти уже снесённые дома памятны тем, что в одном из них жили дедушка и бабушка нашей мамы со стороны её отца. Они помнили немцев времён их оккупации Одессы в 1918-м году и отказались от предложения об эвакуации. В результате погибли от рук румынских оккупантов, как и 200 000 евреев Одессы и области. Владимир назван как раз в память прадедушки, убитого в оккупированной Одессе.

Дойдя до угла, мы по диагонали видим здание той самой Мариинской гимназии, в которой училась Нежданова. В царской России более 30 женских гимназий были названы Мариинскими в честь жены Александра II «Освободителя» (первого императора, при котором сидел зиц-председатель Фунт – припоминаете?) императрицы Марии Александровны. Относились они к «Ведомству учреждений императрицы Марии», то есть к государственному органу по управлению благотворительностью, восходящему к канцелярии императрицы Марии Фёдоровны [55] Жёны русских императоров и великих князей были «неместные» – в основном из мелких германских государств. По традиции при переходе в православие они чаще всего выбирали отчество Алексеевна или Фёдоровна и имя Мария. Это, конечно, не обязательно: выше упомянута Мария Александровна (в девичестве Максимиллиана Вильхельмина Августа София Мария Людвиговна, принцесса Гессенская), супруга Александра Николаевича Романова, а Виктория Аликс Елена Луиза Беатриса Людвиговна, принцесса Гессен-Дармштадтская, вошла в историю как Александра Фёдоровна, супруга Николая II Александровича Романова. , супруги Императора Павла I. После смерти Марии Фёдоровны её канцелярия вошла как Четвёртое отделение в «Собственную Его Величества канцелярию». Кстати, напомним: Третье отделение той же канцелярии выполняло функции службы безопасности России.

Одесская Мариинская гимназия основана в 1868-м году. В ней давал показательные уроки анатомии Николай Иванович Пирогов и преподавал Иван Михайлович Сеченов (вспомнив перечень занятий Сеченова, даже не удивляемся). После Октябрьской революции большинство гимназий были закрыты, но Мариинская продолжила работу как средняя общеобразовательная школа № 3. Среди выпускников этого учебного заведения, кроме Неждановой, ещё одна оперная певица, народная артистка СССР и профессор московской консерватории Елена Климентьевна Катульская (на основе этого совпадения можно придумать забавный «эрудитский» вопрос), разведчик Николай Артурович Гефт и ректор (на момент написания этой книги) Одесского Национального университета Игорь Николаевич Коваль.

Наша мама закончила школу № 3 в 1948-м году, её родная сестра Лариса в 1959-м. После войны, несмотря на голодное и холодное время и даже на то, что у большинства школьниц [56] После войны лет десять мальчиков и девочек учили раздельно. 3-я школа стала женской, 47-я – о ней чуть позже – мужской. не было отцов, учили строго и качественно. После восьмого класса сдавали 11 экзаменов, после десятого – 13. Многие школьницы уходили из этой школы из-за высоких требований и становились отличницами в других школах. Но те, кто закончил 3-ю школу в одно время с мамой, все без исключения получили высшее образование и добились внушительных успехов как специалисты на работе. Но ещё крепче, чем полученные знания, была дружба маминого класса. Она продолжалась всю жизнь, хотя учиться «девочки» начали вместе после войны и проучились три – четыре года – меньше, чем потом каждая из них в ВУЗе. Но дружили именно школьные подруги и «примкнувшие к ним» мужья, чему мы были свидетелями до самой маминой кончины.

Анатолий тоже начинал учиться в ней (в какой-то мере по технической причине – она находилась на том же квартале, что и наш дом, так что по дороге не требовалось переходить улицу). Но, к сожалению, учёба сложилась не вполне удачно. Как ни странно, вследствие того, что он слишком много знал. Читать он начал в три с половиной года и уже к четырём читал вполне бегло. Вдобавок часто страдал ангинами (от них удалось избавиться, только удалив гланды в 12 лет), отчего был слабоват для серьёзной учёбы. Поэтому родители решили отправить его не в 7 лет в 1-й класс, как тогда было принято, а в 8 лет во 2-й: раз он дома читать научился – значит, и писать выучится, и прочие премудрости первого года обучения превзойдёт. Правда, на это у родителей не хватало времени – пришлось найти школьную учительницу, поработавшую репетитором. За несколько месяцев занятий по вечерам она выучила Анатолия всему положенному, кроме разве что каллиграфии: почерк у него по сей день вполне разборчивый (в отличие от нашего отца – ему и самому порою трудно разобраться в своих быстрых заметках), но редкостно уродливый (в младших классах все его письменные работы получали 5 – высшую оценку – за содержание и 2 – низшую реально возможную, ибо 1 ставили в редчайших случаях – за почерк). Но во 2-м классе выявились сразу два неприятных последствия этого решения. Учительница, преподававшая – как принято в младшей школе – практически все предметы, кроме разве что физкультуры да пения, резко отрицательно – и, похоже, ревниво – восприняла его предыдущее обучение, так что при каждом удобном случае объявляла его неполноценным (и даже сулила ему переход в школу № 75 – для умственно отсталых детей), хотя оценки ставила объективно. Вдобавок уже сложившийся коллектив класса не принял новичка: его воспринимали как постороннего, а несколько человек откровенно травили. В 5-м классе первая сложность исчезла: в средней школе разные предметы преподавали несколько человек, и у них не было особых причин ревновать к предыдущему учителю (а многие из этих учителей хорошо помнили, как они же учили наших маму и тётю, так что и к Анатолию относились как к старому знакомому). Вторая же, к сожалению, нарастала и кончилась тем, что по поводу, тогда казавшемуся значимым, Анатолия изрядно избили едва ли не всем классом. Пришлось пропустить по болезни (он неделю провёл на постельном режиме из-за подозрения на сотрясение мозга) экзамены (для перехода в следующий класс ему зачли годовые оценки по соответствующим предметам) и перейти в другую школу – тоже по соседству, но уже через дорогу.

Правда, на новом месте он сам, чтобы поскорее вписаться в коллектив, участвовал в травле другого изгоя – хотя и менее года, но этого хватило, чтобы по сей день вспоминать этот эпизод как один из немногих несомненно постыдных поступков за всю его жизнь. Каждому свойственно изыскивать оправдания своим деяниям – но в данном случае найти нечего. По счастью, почти все остальные его воспоминания о второй в его жизни школе – положительные.