Антонио Арлетти - ТРАМПЕАДОР

Как видно, нутрии удалось его вырвать без особого труда. Почти наверняка это был крупный, сильный самец, и он сразу ушел под воду.

Пришлось нам снять ботинки, засучить штаны и лезть в воду. Мы потеряли тьму времени, разыскивая пропавшую в густых водорослях нутрию.

Вода была просто ледяной, но Франческо не сдавался. То и дело мы выскакивали на берег, чтобы погреться у костра, разведенного предусмотрительным трампеадором.

Затем мы снова лезли в воду и шарили палкой там, где уже не могли достать ни ногой, ни рукой.

Но все наши усилия оказались тщетными, и мы вернулись в лагерь. Я решил, что поиски закончились и теперь у нас будет одним капканом меньше.

Франческо почернел от злости, таким мрачным я его еще не видел. После обеда он нагрузился канатами, проволокой, топором, ящиком с гвоздями, сунул мне свой карабин и велел трогаться в путь.

Он говорил отрывисто, резко, и я почел за лучшее не задавать ему никаких вопросов. Все же я попытался угадать, куда мы идем.

Места для охоты здесь великолепные, залив очень красив. Вероятно, мы соорудим тут хижину и неделю-другую будем отдыхать. Уже целый месяц мы путешествуем и непрерывно охотимся. Я немного устал и мечтал подолгу наслаждаться тишиной и дикой природой. Мысль о хижине была просто чудесной, и я в душе горячо благодарил Франческо за его внимательность. Если бы нам удалось слегка заправить тишину и одиночество неделей блаженной лени, мы вкусили бы блюдо, достойное самого взыскательного сибарита.

Я даже не заметил, что мы подходим к лагуне.

Опять этот проклятый капкан!

Вместо хижины мы соорудили плот. До полудня мы кружили по лагуне в тщетной надежде извлечь из воды утонувшую нутрию. Дно мы исследовали теперь длинными шестами. Лагуна была довольно широкой, и нам не улыбалась перспектива лезть голыми в ледяную воду и потом долго плыть к берегу, чтобы погреться у костра.

Полчаса спустя у меня уже не хватало мужества смотреть на мои вспухшие, кровоточащие и синие от холода ноги. Каждый раз, когда мне приходилось двигаться по нашему зыбкому плоту, я испытывал такое чувство, будто ступал по стеклянной кровати.

Но Франческо пожелал обследовать дно той части лагуны, которая покрылась коркой льда.

Итак, вперед, наш гордый плот-ледокол! Мои нервы начали сдавать. Я почувствовал, что терпение мое кончилось.

У меня зародилось подозрение, что я попал в руки фанатика и садиста, способного в любой момент сбросить меня в воду и продержать там до тех пор, пока я не принесу в зубах мертвую нутрию с капканом.

Он сумасшедший, и я тоже схожу с ума! По тому, как яростно он греб веслом, было ясно, что взывать к разуму или пробовать с ним договориться совершенно бесполезно. Я готов был взбунтоваться и заставить его отступить... В таких случаях лучше стрелять первым. Я радостно и злобно ухмыльнулся.

Наконец-то меня осенило. Надо выстрелить первым.

Всегда стрелять первым! Кто дал перед отъездом этот драгоценный совет? Я отлично помнил: это был Хуан Эрейра, по прозвищу Красавчик. Он шесть дней скакал на коне, чтобы сразиться на ножах с нахалом, посмевшим утверждать, что может выпить больше, чем мой приятель. Однажды после очередной драки Хуан сказал мне: «В Патагонии всякое может случиться. Главное не растеряться и выстрелить первым. Из тюрьмы выйти нетрудно, но вот с кладбища...» Я хорошо его помню, Хуана Эрейру!

огромный детина, весь в рубцах, шумный и разговорчивый, щедрый с друзьями и беспощадный к врагам.

При этом разговоре присутствовал и Франческо.

Значит, и он знает, что, когда настанет момент... Но, к счастью, настал момент прекратить поиски. Возвестил об этом могучий залп живописнейших и непотребных андалузских ругательств.

У огня мои преступные планы, порожденные адским холодом и отчаянием, вновь удалились в область смутного, подсознательного. Только выпив чашку горячего чая, я признал, что это тоже была работа; не бесполезная трата времени, а настоящая работа.

Ведь и электрик, очутившись вдали от мастерской, будет долго искать запропастившиеся куда-то клещи, а шофер — разводной ключ. К несчастью, сами места и способ наших поисков были не слишком благоприятны для того образцового самообладания, которое писатели-юмористы рекомендуют сохранять при розысках затерявшейся в спальне запонки. Отсюда я сделал вывод, что следует лучше вбивать колья и крепче привязывать цепочку.

Вот уже два месяца, как мы распрощались с владельцем грузовика, доставившим нас к подножиям Кордильер. С тех пор мы не встретили ни одного человеческого существа. Только небо, река, горы, растения и животные.

Мы потеряли всякие следы человека и забыли на время о человеческих страданиях и горестях. Путешествуя по реке, мы видели, правда, несколько заброшенных хижин и даже крохотный домишко.

Но мы не хотели терять даром время на новые знакомства, тем более что до места впадения КольонКуры в реку Лимай, по моим расчетам, оставалось совсем немного, а там уж встречи с людьми не избежать. Поэтому на следующее утро мы решили сниматься и плыть безостановочно, пока наше каноэ не вынесет в реку Лимай.

Ближе к полудню мы погрузили палатку и все грузы в каноэ. На берегу осталась лишь наша походная кухня. Мы приступили к обеду, как вдруг из-за высотки показался на коне гаучо. Минуту спустя рядом с нами присел красивый стройный креол с большими черными усами. Креолами здесь называют потомков первых испанских колонизаторов, прибывших сюда с семьями или взявших в жены индианок.

Это сыновья и внуки пионеров Пампы, Патагонии и севера страны. Именем «креол» гордятся все, начиная от президента республики и кончая нищим пеоном. Это своего рода антитеза имени гринго, иначе говоря, чужестранца или эмигранта последних лет. Обычно уже в самом этом слове заключены презрение и насмешка. Я тоже был гринго, но достаточно хорошо знал местные обычаи, чтобы понять, что этот креол еще не обедал и не откажется поесть вместе с нами, если мы его пригласим.

В самом деле, слезая с коня, он поздоровался с нами, произнеся: «Добрый день!» После полудня такое приветствие означает, что путник еще не обедал. Если бы гаучо сказал: «Добрый вечер»,— подразумевалось бы, что он уже поел или предпочитает пообедать в одиночестве. Тогда нам не следовало бы особенно настойчиво приглашать его разделить с нами нашу трапезу.

Незнакомец без особых церемоний принял наше приглашение и сел как можно ближе к огню. Он не скрывал, что проголодался и сильно замерз. Я протянул ему чашку бульона, а Франческо взялся приготовить мате. Хотя это не входило в наш рацион, мы прихватили с собой немного йербы мате, иначе толченых листьев, из которых готовят любимый напиток жителей Южной Америки. Мы взяли их в предвидении подобных встреч. Теперь нам представилась возможность встретить гаучо по традиционным обычаям гостеприимства. Я колдовал над кастрюлей и не мог составить им компанию. Надо признаться, я нарочно затянул приготовления к обеду. Как ни старались многие креолы, с которыми я свел дружбу, им не удалось привить мне любовь к этому напитку. Я понимал, что для людей, потребляющих в большом количестве мясо, этот напиток очень полезен, и самый обычай мне очень нравился, но ничего не мог с собой поделать.