Антонио Арлетти - ТРАМПЕАДОР

По знаку старика обе женщины поставили у огня корзину горячих блинчиков, заменявших хозяевам хлеб.

Приготовление жаркого подошло к концу. Дон Педро полил его из бутылки ароматным соусом.

Можно было приступать к еде. Вооружившись ножами и помогая себе руками, мы стали по очереди отрезать от козленка приглянувшиеся нам куски. Гостям предоставляли право сделать выбор первыми.

Мне уже приходилось однажды иметь дело с азадором, и я сумел не обжечь руку, служившую мне вилкой.

Дон Педро быстрым и красивым ударом сверху вниз нарезал ломтями кусок мяса, придерживая его пальцами на весу. Остальные, кто лучше, кто хуже, подражали ему. Ведь точный и мгновенный удар ножа — гордость каждого аргентинца, приступившего к трапезе.

Я уже давно отказался от столь смелого обращения с ножом, ибо это грозило моему носу серьезнейшими опасностями. К тому же юный Хуан ждал, что я попадусь в ловушку, но этого удовольствия я ему не доставил. Заметив, что я иностранец, он исподтишка наблюдал за мной, боясь пропустить тот миг, когда я сломаю нож, пытаясь отрезать кусок азадора. Ведь в местном фольклоре неизменно фигурирует грубый гринго, который вначале принимает вертел за нежную мясную косточку.

Трини и ее мать, которая была значительно моложе мужа, отрезали мясо молча, в последнюю очередь. Собственно, говорил один хозяин дома, а мы ограничивались односложными «да» и «нет». Ведь мы наконец-то дорвались до пирожков и козьего мяса, которое само таяло во рту.

Мы с Франческо насыщались точно так же, как у себя в лагере: жадно, торопливо, без всякого стеснения. Ни я, ни старый охотник не оказались на высоте положения. Обычно на праздничных обедах уважающий себя гость приступает к еде с таким видом, словно не хочет обидеть отказом хозяев, и не спеша, с легкостью уминает четверть коровы. Нам же не хватало торжественности и выдержки.

Хозяева радостно улыбались, довольные тем, что мы оказали такое внимание их кулинарным изделиям. Но их мучило сомнение, надо ли жарить вторую половину козленка. От тяжких раздумий они даже есть перестали: поле боя осталось за нами, и мы, словно два голодных зверя, накинулись на хорошо прожаренного козленка. Нам даже не понадобилось пышных слов, чтобы прославить творцов этого кулинарного чуда. За нас весьма убедительно говорил совершенно голый азадор.

Если Хуану так и не пришлось рассказать своему другу про то, как глупый гринго сломал нож об азадор, то он мог поклясться, что видел собственными глазами, как азадору чудом удалось спастись от зубов двух голодных христиан.

Наевшись, мы обнаружили наконец, что дон Педро рассказывает весьма интересные вещи. Голос его звучал торжественно и глухо. Годы не притупили его ума и наблюдательности, он обладал хитростью и одновременно простодушием жителя пустыни. Он пересыпал свою речь живописными сравнениями и шутками, приводившими Хуана в неописуемый восторг. Для веселого, экспансивного юноши наше появление в ранчито было огромным событием, и он никак не мог удержаться от смеха и радостных возгласов.

Дон Педро сказал, что сын очень любит охотников, но они уже давно не появлялись в этих местах.

Пять лет назад из Пасо-дель-Лимая к ним заглянул охотник по имени Сантьяго, но с тех пор бесследно исчез. Должно быть, он утонул, так как потом люди видели, как его собака носилась по берегу реки.

— А ведь Сантьяго почитал реку куда больше вас! — воскликнул Педро.— Я видел, как вы плыли сегодня утром. Каноэ приставало то к одному, то к другому берегу. Уж больно вы неосторожные.

Я бы на вашем месте обращался с рекой поуважительнее.

Он говорил о реке, как о грозном божестве. Затем снова принялся рассказывать о людях, конях, о захватчиках-гринго, о похищенных женщинах — множество удивительных историй, происходивших во времена настоящих, смелых людей, еще до того, как gringos destripados [33] Проклятые гринго (испан.) проникли и в пустыню.

Трудно было понять, воспоминания ли это детства или же истории, услышанные от других. Хотя его дочь и сын были еще совсем юными, морщинистое лицо и седая борода говорили о том, что Педро немало прожил на свете.

— Сколько вам лет, дон Педро?

— А вы угадайте!

— Setenta [34] Семьдесят (испан.) .

— Eso es, senor [35] Верно, сеньор (испан.) .

Я мог бы дать ему на двадцать лет больше или на пятнадцать лет меньше, и он все равно бы ответил: «Верно, сеньор». Отчасти из вежливости, а главное потому, что он и сам не знал, сколько ему лет.

Годы существовали для него не как вереница чисел, а в смене одних событий другими. Это нетрудно было понять из его рассказов: «Год большого снега», «Год, когда река навсегда унесла Сантьяго», «Год, когда овца трех ягнят принесла».

Так по радостным и печальным событиям своей одинокой жизни в пустыне считал годы дон Педро.

Этих событий было и много и мало для полного счастья, однако вполне достаточно, чтобы поверить, что самая большая радость — это борьба за свой клочок земли.

Но если счастье заключается в исполнении одних и тех же дел и соблюдении неизменных обычаев, то семейство дона Педро должно жить безмятежно и радостно. Пригнать овец и коней на пастбище или на водопой, найти утром еще тлеющие в очаге головешки, изредка сходить в селение, чтобы выменять звериную шкуру на мешок муки и несколько коробков спичек. И снова окунуться в тишину и покой, зная, что будущее здесь ничем не отличается от настоящего, а настоящее от прошедшего.

В ранчито дона Педро полезная площадь делилась на две части: кухню-столовую и спальню-гостиную.

Углы возле двери — кухня и кладовка, углы у противоположной стены — две спальни-гостиные. В одной из них матрац из шкур для супругов, в другой— кровать Трини. Для Хуана родители выделили маленькую низкую пристройку, в которую вел узенький вход.

Женщины поддерживали в ранчито абсолютную чистоту. Сев в сторонке, они стали прясть.

Глава семьи, хотя он совсем не был похож на деспота, видимо, все еще крепко держал бразды правления в своих руках. Приказы он отдавал улыбкой или легким движением руки. По его знаку Трини поднесла гостям мате. Девушка надела женское платье, яркую юбку с рисунками, очень похожими на примитивные фигурки, изображенные на одеяле — матре.

Едва взгляд девушки падал на меня, ее лицо озарялось лукавой улыбкой. Увы, она не забыла утреннее происшествие у палатки.

Когда Трини обошла нас по кругу с фляжкой мате, я заметил, что Франческо чуть дольше положенного задержал взгляд на руке девушки, а та стыдливо ее спрятала. «Что же такое он разглядел своим орлиным взором?» Замешательство Трини не ускользнуло от отца, и он почел своим долгом все объяснить. Да, это оспинки, осенью они все переболели оспой, но быстро поправились. Так что бояться нам нечего.