Владимир Санин - Одержимый

И хотя нрава голоса я не имел и обязан был оставаться беспристрастным свидетелем, всей душой я склонялся на сторону Корсакова.

Теперь они не отрываясь смотрели друг на друга.

– Законная любознательность, – сказал Корсаков. – Я бы отнесся к ней с полным уважением, если бы не одно обстоятельство.

– Какое же? – мрачно спросил Чернышев. Впервые я увидел его без всякого грима: бескомпромиссный, абсолютно уверенный в себе, с холодным и даже жестоким взглядом.

– Если бы, удовлетворяя ее, вы рисковали только своей жизнью.

Баландин импульсивно сжал рукой мое колено.

Чернышев изменился в лице – хотя, бьюсь об заклад, он ждал именно этих слов.

– Кто еще так думает? – с оскорбительным вызовом спросил он. И, не дожидаясь ответа, буркнул: – Впрочем, это не имеет значения: каждый желающий может покинуть судно.

Кудрейко присвистнул.

– Под зад коленкой?

– Ну зачем так грубо, – поморщился Ерофеев, – нам, может, еще и пообедать дадут. Корсаков покачал головой.

– Не в вашей компетенции это предлагать, Алексей Архипович, состав экспедиции утверждали не вы. Воцарилась полная тишина. Чернышев напряженно о чем-то думал, кивал каким-то своим мыслям, а потом с силой ударил ладонью по столу – привычка, которая меня раздражала.

– Вы правы! – воскликнул он. – Приношу свои извинения – переборщил. Но от сорока тонн, простите великодушно, не отступлю. Тридцать у нас уже было, запросто вывернулись, а сорок нужно испытать. Вы же умные люди, поймите, очень нужно!

– Почему вы настаиваете именно на этой цифре? – оторвавшись от протокола, спросил Никита.

– А ты записывай, без тебя спросят! – прикрикнул Чернышев. – Потому, что многие капитаны считают ее критической.

– Ну а вы сами? – спросил Корсаков.

– Не знаю, у меня сорока тонн еще не было. Но мы докажем – поверьте моей интуиции, докажем! – что при правильном управлении судном оно сохранит остойчивость!

– Допустим, вы, – Корсаков сделал ударение на последнем слове, – это докажете. И что же тогда?

– Тогда, – возбужденно воскликнул Чернышев, – мы победители! Мы будем знать все! Мы пройдем все стадии обледенения, от слабого до критического, по ходу дела испытаем различные средства защиты и первыми – первыми! – познаем, как спасать теряющее остойчивость судно! Черт побери, да как вы не поймете, что это исключительно важно! Я проведу это на практике, вы дадите теоретическое обоснование – да нашей работе цены не будет! Сколько судов ушло под воду только из-за того, что не знали… Эх, – он потряс сжатыми кулаками, – не с того я с вами начал… В печати, Виктор Сергеич, публиковались отрывочные данные, а у меня – помнишь, Паша, я тебе заметки давал? – все собрано, я ведь этой статистикой специально занимаюсь, ну вроде хобби. Хотите, я вам почитаю докладную министру? Там про все главные случаи, вам будет интересно, честное слово! А ты, Никита, чаю нам пока что крепкого завари, брось протокол, я тебе копию записки дам. Чернышев порывисто встал и вышел из салона.

– Слишком много патетики, – пробормотал Корсаков. – Страсти в научном эксперименте – вредная штука.

– Позвольте с вами не согласиться, – возразил Баландин. – Я имею в виду не данный конкретный случай, а общий принцип.

– До споров ли сейчас? – с упреком сказал Корсаков. – Нам нужно держаться вместе. Как считаете, Митя?

– Насчет патетики? – спросил Ерофеев. – Не знаю, много ее или в самый раз, но мне понравилось.

– И мне, – признался Кудрейко. – Мы, конечно, не моряки, но…

Послышались торопливые шаги – вошел Чернышев со знакомой мне папкой.

– Вот! – Он сел в кресло, перевел дух. – Про многие случаи вы и без меня знаете, здесь подробности интересны, подробности! – Он прокашлялся, развернул папку. – Это – введение, общие слова… начнем отсюда. Никита, сделай пометку – информация из докладной записки на имя министра, выдержки…

И Чернышев, усевшись поудобнее, стал читать:

– Прежде чем перейти к практическим предложениям, считаю целесообразным ознакомить вас с получившими наибольшую известность случаями гибели судов от обледенения.

Зимой 1902/03 года в Северном море шесть немецких рыболовных траулеров «В. В. Иоганн», «Балтрут», «Георг», «Уранус», «Ниек» и «Комендант» в жестокой штормовой обстановке подверглись сильному обледенению, потеряли остойчивость и погибли вместе с экипажами. Зимой 1931 года в Баренцевом мори пропали без вести траулеры «Осетр», «Макрель» и «Союзрыба». Есть все основания предполагать, что они погибли от обледенения и последующего опрокидывания вверх килем.

О гибели 26 января 1955 года английских рыболовных траулеров «Лорелла» и «Родериго» имеется более подробная информация. Оба судна были застигнуты сильным штормом в 90 милях на северо-восток от Исландии. Последние сообщения с траулера «Лорелла» свидетельствовали о том, что огромные массы льда, скопившиеся на палубе, надстройках, бортах и такелаже, превратили судно в сплошной айсберг. Лед облепил стойки антенн до такой степени, что они стали толще телеграфных столбов. Льдом заполнились спасательные шлюпки, обледенели шлюпбалки – все спасательные средства, таким образом, оказались непригодными к использованию. Траулер потерял способность к управлению, оказался развернутым лагом к волне и перевернулся. Через два часа при таких же обстоятельствах погиб и «Родериго». Комиссия, расследовавшая обстоятельства гибели обоих траулеров, пришла к выводу: «Суда перевернулись и погибли по причине необычайного и непредвиденного совпадения сил: свирепого шторма, высокой волны и потери остойчивости из-за тяжелого обледенения верхних устройств судов».

9 декабря 1959 года погибло шведское спасательное судно «Титан», имевшее хорошую остойчивость и приспособленное к плаванию в самых тяжелых условиях. По заключению комиссии капитан «Титана» недооценил катастрофичности положения и не принял энергичных мер по борьбе с обледенением, а главной ошибкой капитана было то, что он решил выравнивать крен не путем околки льда, а перемещением грузов, что и привело к опрокидыванию судна».

Здесь Чернышев оторвался от текста, сказал Никите: «Сделай себе пометку, этот случай очень важный», – и продолжал чтение:

– «25 января 1957 года в результате сильного обледенения опрокинулся и погиб в Гренландском море датский ледорез „Тернен“.

В январе 1968 года трагически погибли три английских рыболовных траулера: «Капитан Перидот», «Росс Кливленд» – у берегов Исландии, и «Сент Романус» – у берегов Норвегии. Последняя радиограмма с гибнущего траулера: «Мы гибнем судно опрокидывается передайте нашу любовь женам и семьям». О событиях трагической ночи рассказал 26-летний помощник капитана «Росс Кливленда» – второй в истории мореплавания моряк (первым был Анатолий Охрименко с «Бокситогорска», о нем ниже), спасшийся при опрокидывании судна от обледенения. Вот его рассказ: «Шторм, бушевавший вторые сутки, к утру перешел в пургу. Так как после этого обледенение резко усилилось, капитан распорядился начать околку. Одновременно мы взяли курс на ближайший фиорд. Когда в 18:30 я поднялся на мостик, ветер достиг силы 10 баллов, а снегопад был таким, что из ходовой рубки не было видно, что творится на баке. Судно, с трудом выгребая на среднем ходу против ветра, медленно продвигалось вглубь фиорда. Однако обледенение все усиливалось. Люди, обессиленные непрерывной околкой льда, уже не могли справиться с нарастающим льдом. Лобовая стенка рубки и некоторые участки поручней были покрыты слоем льда толщиной четыре дюйма. В 18:50 сильным порывом ветра судно накренило на левый борт. Рулевой тщетно пытался переложить руль вправо. На его отчаянный крик к штурвалу бросился еще один человек, но было поздно: траулер лег на левый борт и больше не выпрямился. Тотчас через палубу перекатилась первая волна. Я рванул ручку машинного телеграфа на „полный вперед“, но это ничего не дало. Еще две огромных волны захлестнули судно… Когда, открыв дверь рубки, я попытался пробраться к шлюпке, меня накрыло здоровенной волной и смыло за борт. Соображать снова я начал только тогда, когда почувствовал, что кто-то вытаскивает меня из воды. Волосы и брови настолько обледенели, что через это ледяное забрало я едва различил лица своих спасателей. Это был боцман, одетый в вязаную фуфайку, теплые брюки и сапоги, и юнга в одном белье, он, видимо, только соскочил с койки. Траулер лежал на борту так, что верхушки мачт уже касались воды. Людей на нем не было видно, да если бы они и были, из-за громадного крена им не удалось бы воспользоваться ни шлюпками, ни плотом. Плот же, на котором мы находились, размещался возле дымовой трубы, поэтому он не покрылся льдом, и волны без труда сбросили его, на наше счастье, в море. Вскоре нас отнесло от места гибели судна. Постоянно обдаваемые ледяной волной, я и мои товарищи начали замерзать. Первым перестал двигаться юнга, спасти жизнь боцмана также не удалось».