Наум Шафер - Дворняги, друзья мои...

Нет, никогда не понять мещанину, годами не спускающего собаку с цепи, что она привязана к человеку другой цепью – духовной . И если собака выдерживает такую страшную психологическую нагрузку, то только потому, что смысл своей жизни она видит в служении. Как бы скверно ни обращался хозяин с собакой – избивал бы и плохо кормил – всё выдержит, всё простит ему дворняга, потому что весь смысл её жизни – в служении. И трагедия бездомной собаки не в том, что она бродит голодная, а в том, что ей некому служить. К сожалению, не все защитники животных понимают это. Вот, например, совсем недавно я прочитал в казахстанской молодёжной газете «Ленинская смена» небольшую заметку читателя И. Парфёнова об алма-атинских мещанах, получивших новые квартиры и бросивших на произвол судьбы собак, верно служивших им. Автор описывает, как собаки бродят «меж развалин и новых домов, выискивая, чем бы утолить голод», а по ночам «раздаётся тоскливый вой», лишающий людей покоя. Автор полон сочувствия к оставленным животным, и лишь одного обстоятельства он не учёл: собаки по ночам воют не от голода, а от тоски по хозяину, который, по словам Джека Лондона, является для них единственным Повелителем, Кумиром, Богом… Вот уже почти полгода прошло с тех пор, как я прочитал книжку Владимира Гусева «Сказки и были Зелёного моря», а не могу забыть мимолётно рассказанную историю про Шарика, которого прогнали за то, что он был добр, и вот этот Шарик часами лежит на огороде и издали смотрит на свою конуру, где живёт теперь новый пёс… Каждый ли из нас может возвыситься , чтобы суметь отрешиться от своего легкомысленного верхоглядства и обрести способность понимать духовный мир животного и глубину его страданий?

Вероятно, кое-кто из читателей улыбнётся, читая эти строки. «Духовный мир», «глубина страданий» – не наивно ли употреблять такие понятия по отношению к животным? В связи с этим позволю себе сделать довольно большую выписку из труда Николая Гавриловича Чернышевского «Антропологический принцип в философии»:

«Говорят…, будто бы у животных нет тех чувств, которые называются возвышенными, бескорыстными, идеальными. Надобно ли замечать совершенную несообразность такого мнения с общеизвестными фактами? Привязанность собаки вошла в пословицу; лошадь проникнута честолюбием до того, что когда разгорячится, обгоняя другую лошадь, то уже не нуждается в хлысте и шпорах, а только в удилах: она готова надорвать себя, бежать до того, чтобы упасть замертво, лишь бы обогнать соперницу. Нам говорят, будто бы животные знают только кровное родство, а не знают родства, основанного на возвышенном чувстве благорасположения. Но наседка, высидевшая цыплят из яиц, снесённых другою курицею, не имеет с этими цыплятами никакого кровного родства: ни одна частичка из её организма не находится в составе организма этих цыплят. Однако же мы видим, что в заботливости курицы о цыплятах не бывает никакого различия от того обстоятельства, свои или чужие яйца высидела наседка. На чём же основана её заботливость о цыплятах, высиженных ею из яиц другой курицы? На том факте, что она высидела их, на том факте, что она помогает им делаться курами и петухами, хорошими, здоровыми петухами и курами. Она любит их, как нянька, как гувернантка, воспитательница, благодетельница их. Она любит их потому, что положила в них часть своего нравственного существа – не материального существа, нет, в них она любит результаты своей заботливости, своей доброты, своего благоразумия, своей опытности в куриных делах; это – отношение чисто нравственное».

Каким же высочайшим интеллектом надо обладать, чтобы не побояться всерьёз убеждать читателя, что духовные проявления свойственны не только собаке и лошади, но и обыкновенной курице! А ведь давно замечено, что чем человек ниже в своих нравственных качествах, тем безумнее и злей он относится к животным… На прохожего тявкнула подворотная собачка. Прохожий поднимает камень и бросает ей вслед. Но собачка побежала прочь – зачем же ей кидать вдогонку камень? А дело в том, что прохожий «оскорбился» – самолюбие задето. Вот вам классический образец поведения человека, страдающего «комплексом неполноценности».

Почти каждый, кто пишет статью в защиту животных, ссылается на стихи Сергея Есенина – на его знаменитую «Песнь о собаке» или на не менее знаменитые строки из другого стихотворения:… «и зверьё, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове». Мне же хочется напомнить сейчас читателю строки поэта, которые обычно цитируются реже других:

Не знаю, был ли знаком Есенин с работой Чернышевского, о которой только что шла речь. Но в этих двух строчках мысль Чернышевского доведена до кульминации: поэт открыто провозглашает своё родство с «меньшими братьями» – родство духовной близости и родство общей судьбы. Те, кому довелось побывать в алма-атинской художественной галерее имени Т. Г. Шевченко, вероятно, надолго запомнят прекрасную картину Марка Порунина «Есенин», развивающую именно эту тему: рядом с задумчиво просветлённым поэтом сидит печальная собака, разделяющая его одиночество… И как отзвук мироощущения Есенина, звучит концовка стихотворения нашего современника Евгения Евтушенко «На смерть собаки»:

Вообще – тему родства с животным миром не обошёл почти ни один из крупнейших художников слова русской и мировой литературы. И когда в печати появляется произведение противоположного направления, оно вызывает чувство неловкости за автора, ибо автор – пусть даже невольно – ставит себя вне всяких гуманистических традиций, демонстрируя ограниченность своего душевного мира.

Передо мной повесть Э. Габбасова «Засуха», опубликованная в 10-ом и 11-ом номерах журнала «Простор» за 1975 год. Я не собираюсь давать ей оценку в целом – скажу лишь, что автор достаточно убедительно раскрывает психологию людей, работающих в сельском хозяйстве. Но вот автор описывает, как один из героев повести – Люботуров – приезжает в Москву. Он останавливается у своих родственников. Садятся ужинать. И здесь настроение Люботурова портится: дочь родственника принялась кормить собаку. Он спрашивает, сколько мяса поедает собака в день. Ему отвечают: полкило. Дальше цитирую: «Люботуров едва не поперхнулся. Полкило мяса этой твари! Он ещё днём, мотаясь в поисках ночлега, заметил обилие собак в Москве. Их водили по тротуару, возили в метро, да и у родственников, в ожидании ужина, он прошёл на балкон и видел, как на поводу прогуливали собак.