Наум Шафер - Дворняги, друзья мои...

– Что-то много собак в Москве, – заметил Люботуров.

– Модно их сейчас держать, – ответил родственник. – Одна семья из тридцати-сорока, наверно, держит собаку.

Люботуров расстроился. Он наскоро поел и сразу же лёг спать, Но сон не шёл. Сколько же собак в Москве? Подсчитал – около ста тысяч. Цифра показалась ему фантастической. Он сбросил половину. Так сколько же мяса поедают они в день? Цифра получилась мрачная: годовая сдача мяса нескольких совхозов уходила на пропитание тварей».

Нет, автор не хочет сказать, что его положительный герой не любит животных. Люботуров, уверяет нас автор, любил ласточек, беркутов, даже волков. Но самое главное – он, оказывается, любил чабанских собак. Как вы думаете: за что? «Чабанские собаки сами добывали себе пропитание, да ещё и людям служили… Но держать собаку ради потехи – это уж слишком». Бедный Люботуров! Бедный автор! Они увлеклись «голым» практицизмом и даже не подозревают, что помимо людей, содержащих собак ради потехи и моды, есть люди (и их большинство), общающиеся с природой и животными из чисто духовных потребностей – потому что без этого общения окружающий мир воспринимается ими «стерильно», неполноценно. И вот перед ними – автором и героем – возник образ идеальной собаки: и людям служит, и пищу себе добывает самостоятельно! Полное единомыслие с хозяином Бобика: ночью пёс сидит на цепи и охраняет, а днём бегает в поисках пищи! Полное совпадение с демагогическими рассуждениями павлодарского пенсионера: Прокопьев проявлял «заботу» о детях, а Люботуров – о мясопоставке…

А в мясопоставке ли дело? Неужели автор всерьёз полагает, что собаки отбирают мясо у людей? Может быть, источник раздражения героя кроется в другом месте? Почитаем повесть дальше. Перед сном собаке помыли лапы, подержали под душем. «Когда Люботурову предложили принять душ – он сам помышлял об этом, – с омерзением отказался. Этот очеловеченный пёс приносил ему неисчислимые страдания » (выделено мною – Н.Ш.).

Вот где наш автор полностью самообнажился! Не случайно перед этим он дважды употребляет слово «тварь» – вместе со своим героем он находится во власти мещанских представлений и ощущений, вместе со своим героем он бессилен возвыситься, чтобы понять, почему люди чувствуют себя счастливыми, очеловечивая природу и её обитателей…

Должен сказать, что повесть «Засуха» – это почти уникальное явление в художественной литературе, не делающее чести многоуважаемому журналу «Простор». Мне попадались заметки некоторых ретивых газетчиков, обвиняющих работников домоуправления в недостаточно интенсивных действиях по части истребления собак. Но антисобачья тема в художественной литературе – это для меня явление совершенно новое и, признаться, дикое.

Во втором номере «Нашего современника» за нынешний год опубликован страшный рассказ Петра Краснова «Шатохи». Мне кажется, что этот рассказ необходимо издать миллионным тиражом. Чтобы он ударил в сердце каждого, кто виновен перед нашими «меньшими братьями». Чтобы человек понял, насколько опустошена его душа, если в убийстве он находит развлечение.

Совместимо ли убийство с развлечением? Я отлично сознаю, что любительская охота на зверей и птиц существует с давних времён, и она не противоречит общественной морали. Сам я никогда не возьму в руки охотничьего ружья, так как твёрдо убеждён, что разумнейший вид охоты – это охота с фотоаппаратом или с магнитофоном. Но это, как говорится, моё личное мнение, которое при мне и останется. Мне сейчас хочется обратить внимание на другое. Иногда в печати появляются сентиментальные рассказы или очерки мемуарного характера о «гуманных» охотниках. От подобных очерков разит на версту фарисейством. Вот совершенно свежий пример. Только что в издательстве «Молодая гвардия» вышел очередной, одиннадцатый, номер альманаха «Прометей». В нём помещены воспоминания Джона Фолкнера о своём великом брате – американском писателе Уильяме Фолкнере. Хочу процитировать лишь один абзац: «Охоту и природу Билл полюбил с самого детства. Он рос очень добрым мальчиком, никогда не убивал животных ради забавы, строго придерживался старинного охотничьего правила – не оставлять в лесу подранков. Если ему случалось подбить птицу, скажем, повредить ей крыло, он прерывал охоту до тех пор, покуда мы не находили жертву и не избавляли её от мучений. Однажды в сумерках мы так и не сумели найти подранка, и Билл вернулся в лес на следующее утро, чтобы разыскать несчастную птицу».

Эти умилительные воспоминания напомнили мне старинную притчу о человеке, заботившемся о том, чтобы «гуманно» связывали телят, которых везли на бойню. Конечно, я не могу забыть, что Уильям Фолкнер написал одну из самых человечных и потрясающих книг нашего века – «Свет в августе». Но его «забота» о подранках мне так же непонятна, как непонятен жестокий охотничий азарт Хемингуэя и его увлечение отвратительнейшим кровавым зрелищем – корридой.

Короче говоря, сентиментальные рассуждения о «гуманном» отношении к уничтожаемому в тысячу раз вреднее любых воинственных деклараций, ибо воинственность всегда видна, а сентиментальная гуманность порождает туман, прикрывающий лицемерие и фальшь.

Нам нужны сейчас острые, проблемные, нелицеприятные статьи об отношении к природе и домашним животным. Причём не только популярного характера, но, пожалуй, даже и с философским уклоном – так, как это сделал много лет назад Морис Метерлинк в упомянутом выше эссе «Наш друг – собака». В этом заключён особый смысл. Ведь большинство людей причиняют зло животным не обдуманно, а в силу инерции, невольно отдавая дань «общепринятым» нормам поведения, то есть не ведают, что творят. И уж коли мы называем животных нашими «меньшими братьями», то здесь требуется и соответствующее нравственно-философское обоснование. И тех людей, которые сознательно мучают и убивают животных, мы должны судить по высшим законам нравственности – как мучителей и убийц наших братьев. И не стесняться называть преступника по имени, отчеству и фамилии. Журнал «Юность», поместив во втором номере статью о садистских поступках школьников, напрасно скрыл фамилию учительницы биологии, которая их защищала: уж её-то нечего было оберегать от общественного позора. Да, гармоническое развитие человеческой личности немыслимо без духовного контакта с нашими «меньшими братьями», и тот, кто отвергает этот контакт, рискует прожить жизнь убого.

…Я заканчиваю свою статью в ожидании возвращения Бобика. В 8 часов утра он, как всегда, поехал на 19-ую линию. Весь его ритуал – поездка на автобусе и возвращение пешком – занимает у него часа три. Этот ритуал мог бы длиться не так долго, если Бобик догадался бы, что и возвращаться можно тоже на автобусе. Но Бобик всё-таки собака, а не человек, и догадаться об этом не может. И третий год я каждое утро волнуюсь за него: а вдруг он угодит в собачью облаву? Ведь характер у него странный: вместо того чтобы убежать, он способен сам погнаться за собаколовом, чтобы облаять его. Время на исходе, и если и на этот раз всё обошлось благополучно, то сейчас, вероятно, он пересекает трамвайную линию где-то на углу улиц Лермонтова и Первомайской. И минут через десять у подъезда раздастся его звонкий заливистый лай: «Я пришёл! Целый и невредимый! Откройте дверь!»