Сесил Форестер - Трафальгарский ветер

Что-то тяжелое с грохотом обрушилось на палубу, напоминая капитану, что процесс разрушения такелажа идет полным ходом и скоро должен завершиться. Он огляделся по сторонам, решительно стянул одеяло с койки, покидал на него все бумаги из взломанного стола и завязал концы одеяла в узел, который взвалил на плечо. Выбежав на палубу, он сразу определил, что послужило причиной услышанного им грохота: это упала грот-рея после того, как были перерезаны тали. Она лежала поперек палубы, закутанная в обрывки снастей, которые, впрочем, не могли скрыть того, что при падении рея переломилась пополам. Опытным морякам потребовалось не больше пяти минут, чтобы превратить красавец-бриг в полную развалину.

На баке несколько человек под приглядом Бедлстоуна продолжали стеречь рассыпающийся под энергичными ударами люк, в крышке которого уже зияла порядочных размеров дыра.

— Мы извели все заряды, а они никак не унимаются, — пожаловался Бедлстоун. — Как бы нам не пришлось вместо отступления спасаться бегством.

В ответ на его слова из дыры полыхнуло огнем, раздался грохот мушкетного выстрела, и пуля просвистела аккурат между двумя капитанами.

— Хотелось бы мне… — начал было Бедлстоун и осекся, — та же идея одновременно возникла и у Хорнблоуэра.

Незадолго до наступления темноты, когда бриг уже почти догнал баржу, с него был произведен пушечный выстрел в сторону «Принцессы», послуживший сигналом лечь в дрейф и признать капитуляцию. Орудие, из которого был сделан этот единственный выстрел, было, вне всякого сомнения, готово для дальнейшей стрельбы. Бедлстоун ринулся к одному орудию, Хорнблоуэр к другому.

— Заряды есть! — радостно закричал Бедлстоун. — Эй, Дженкинс, Сансом, а ну-ка, помогите мне!

Хорнблоуэр между тем обследовал боеприпасы и очень скоро нашел, что хотел.

— Картечь — это как раз то, что нам нужно, — сказал он, присоединяясь к добровольному орудийному расчету.

Бедлстоун и его помощники трудились как муравьи, ожесточенно работая гандшпугами, стараясь развернуть пушку в направлении люка. Это требовало немалых усилий: тяжелый лафет поворачивался неохотно и со скрипом. Покончив с установкой, Бедлстоун вынул из стоящей рядом корзины картуз с порохом, который матросы тут же протолкнули в дуло банниками. За зарядом последовала картечь: цилиндрический снаряд из тонкой жести, содержащий полторы сотни мушкетных пуль. Присоединившийся к ним канонир Гарни проткнул затравочной иглой тонкую материю картуза и засыпал затравку в запальное отверстие. Вслед за этим он начал забивать клинья, в результате чего ствол пушки опустился, и ее жерло теперь оказалось направлено прямо в отверстие люка, не суля ничего хорошего тем, кто находился внизу. Бедлстоун вертелся вокруг орудия, озабоченно осматриваясь по сторонам.

— Вы все спускайтесь в шлюпки, — сказал он наконец.

— Я бы предпочел остаться с вами, — не согласился Хорнблоуэр.

— Нет, вы тоже идите вместе со всеми, — не терпящим возражений тоном заявил Бедлстоун.

С разумностью его слов трудно было не согласиться. Как и любая другая операция прикрытия, эта требовала минимально возможного количества исполнителей. Хорнблоуэр проследил за посадкой своих людей в шлюпку с «Принцессы», а остальные заняли французский баркас.

Стоя на носу шлюпки посреди вздымающихся волн, одной рукой сжимая узел с документами, а другой держась за якорную цепь, Хорнблоуэр мог, вытянув голову, видеть усыпанную трупами палубу и беспорядочное переплетение порезанных снастей. Два фонаря все еще продолжали гореть, и из капитанской каюты по-прежнему выбивался, то появляясь, то пропадая, неровный световой треугольник. Канонир Гарни сумел, очевидно, засунуть добавочный клин, потому что наведенный на люк ствол орудия находился теперь под более крутым углом, чем минутой ранее. Лишь он и Бедлстоун оставались на палубе. В следующую секунду Гарни дернул за шнур. Грохот выстрела, ослепительная вспышка, клубы порохового дыма, крики и дикие вопли из трюма — все слилось воедино. Не мешкая ни секунды, оба англичанина сразу пустились бежать по палубе к шлюпкам, затем покинули бриг матросы, охранявшие носовой и кормовой люки и пленных на корме. Хорнблоуэр внимательно наблюдал, как они прыгают в баркас. Самым последним, как он и ожидал, оказался Бедлстоун. Уже спускаясь в шлюпку, он обернулся и прокричал что-то угрожающее в адрес французов. Как только голова его исчезла из виду за бортом брига, Хорнблоуэр отпустил якорную цепь и устало опустился на банку.

— Отваливай! — приказал он.

Маячащий в отдалении слабый огонек указывал местонахождение лежащей в дрейфе «Принцессы».

Еще несколько минут, и они снова пустятся в плавание, но теперь всю дорогу до Плимута их будет подгонять попутный ветер, и никакие вражеские корабли больше не станут угрожать безопасности баржи и ее пассажиров.

Хорнблоуэр закончил письмо, быстро пробежал глазами написанное от начальной фразы «Моя любимая супруга» до заключительной «Твой любящий муж, Горацио Хорнблоуэр», сложил лист и сунул его в карман, после чего поднялся на палубу. Матрос у кнехта как раз закончил наматывать брошенный с «Принцессы» конец, и водоналивная баржа прочно стала у причала провиантских складов Плимута.

Как всегда по возвращении в Англию, Хорнблоуэр испытал в первые минуты странное чувство, схожее с переживаемым во сне. Люди, портовые навесы, здания — все представало перед его взором с неестественной четкостью до рези в глазах. Обычные человеческие голоса звучали на суше совсем не так, как в море, и даже ветер на берегу отличался от того, к которому он привык, стоя на шканцах корабля.

Пассажиры «Принцессы» уже начали покидать судно, и на берегу сразу собралась порядочная толпа зевак. Их интерес вызывала не сама баржа, а те новости с Ла-Маншской эскадры, которые она могла доставить, но интерес этот должен был стократно возрасти, когда станет известно, что экипаж ее сумел захватить и в течение некоторого времени удерживать французский военный бриг.

А капитану предстояло прощание с Бедлстоуном. Во-первых, тот должен был распорядиться насчет отправки на берег сундука и других вещей Хорнблоуэра, а во-вторых, необходимо было напоследок кое-что обговорить.

— Здесь у меня документы с французского корабля, — начал Хорнблоуэр, указывая на связанное в узел одеяло.

— Ну и что? — равнодушно осведомился Бедлстоун.

— Ваш долг — передать эти документы властям. Я уверен, что юридически именно вы обязаны сделать это, а я, как королевский офицер, должен проследить, чтобы вы свой долг выполнили.

Бедлстоун насторожился, но постарался ничем не выдать своей озабоченности новым поворотом событий.