Бернард Корнуэлл - Триумф стрелка Шарпа

– Целиться ниже! – крикнул он. – Берегите пули!

Еще немного. Долго они не протянут. Пары залпов картечью будет вполне достаточно, а потом победу добудут штыки.

Майор Суинтон повернулся на запад – там расположилась беломундирная пехота, и оттуда исходила наибольшая угроза. Он слышал голос отдающего приказания англичанина, но не испытывал к соотечественнику ни малейшей симпатии. Скорее наоборот. Сам англичанин, майор поклялся, что не позволит какому-то английскому ублюдку взять верх над 74-м батальоном. По крайней мере до тех пор, пока им командует он, Суинтон. Майор уже сказал своим людям, что их враг – сакс, и новость, похоже, добавила им живости.

– Не высовываться! – напоминал Суинтон. – И не жалеть пороху!

Невысокая баррикада, за которой укрывались шотландцы, не только защищала их от вражеского огня, но и мешала перезаряжать мушкеты, поэтому некоторые смельчаки вскакивали после каждого выстрела, чтобы побыстрее забить пулю. На руку защищающимся был и висевший над позицией пороховой дым. А еще, думал Суинтон, им крупно повезло, что противник не догадался подтянуть пушки.

Огонь не стихал. И если пехотинцы раджи Берара палили по большей части наугад и их пули пролетали над головами осажденных, то беломундирники под командой англичанина стреляли прицельнее, демонстрируя хорошую выучку. Так или иначе, не все били мимо. Сержанты и капралы стягивали ряды, заполняя бреши, но периметр неумолимо сокращался, и Суинтон, находившийся в середине каре, все чаще натыкался на окровавленные тела убитых и раненых. Лошадь под майором свалилась, получив три пули, и он сам оборвал ее мучения выстрелом в голову. Без коня остался и незадачливый полковник Оррок, под командой которого полегли на пригорке десятки пикетчиков.

– Я не виноват, – снова и снова повторял полковник, и Суинтон едва сдерживался, чтобы не съездить нытику по физиономии. – Я только выполнял приказ Уэлсли!

Майор старался не обращать на него внимания. С самого начала наступления он понял, что пикеты забрали слишком далеко вправо. Приказ генерала был прост и ясен. Орроку следовало отклониться вправо, оставив место для двух батальонов сипаев, а потом, когда те встанут в строй, двигаться строго вперед. Однако этот идиот завел своих людей слишком далеко на север, и в результате Суинтон, пытавшийся обойти пикеты, чтобы поджать их с фланга, так и не вышел на заданную позицию. Майор даже отправил к Орроку своего адъютанта с просьбой взять левее, но полковник Ост-Индской компании упрямо гнул свою линию и, отказавшись даже выслушать лейтенанта, продолжал идти к Ассайе.

Выбор у майора был невелик. Он мог оставить в покое Оррока и продолжать наступление на правом фланге атакующей линии Уэлсли, но в составе пикетчиков Оррока находились пятьдесят человек из 74-го батальона, и бросить их на произвол судьбы, оставив под командой недоумка, Суинтон не мог. В результате шотландцы последовали за Орроком в надежде поддержать его в критический момент своим огнем. Не получилось. Из пятидесяти солдат полуроты в батальон после отступления вернулись только четверо, остальные полегли на пригорке. И вот теперь из-за упрямства и глупости Оррока погибала вся часть. В шуме и дыму, окруженные неприятелем, шотландцы умирали, сжавшись в каре, но волынщик играл, солдаты дрались, и знамена 74-го по-прежнему гордо реяли над ними, хотя и превратились уже в изорванные пулями шелковые лохмотья. Прапорщик знаменной команды получил пулю в левый глаз и без звука свалился на землю. Державший флагшток сержант сжал алебарду – в любую минуту она могла стать его последним оружием. Он знал, что будет дальше: израненные и окровавленные, остатки каре собьются к флагштоку, враг нагрянет со всех сторон, и судьба боя решится в короткой рукопашной, лицом к лицу. Сержант уже решил, что передаст знамя кому-то из раненых и возьмет в руки тяжелую алебарду на длинном древке. Умирать не хотелось, но он солдат, и, в конце концов, никто еще не придумал, как жить вечно, даже те умники в Эдинбурге. Сержант подумал об оставшейся в Данди жене и о своей женщине в лагере, в Наулнии. За ним числилось немало грехов, и сержант пожалел, что не прожил жизнь иначе – тогда и на встречу с Господом не пришлось бы идти с нечистой совестью, – но раскаиваться было поздно, и он лишь покрепче сжал рукоять алебарды и загнал поглубже страх, твердо настроившись умереть как подобает мужчине и прихватить с собой хотя бы парочку для компании.

Тяжелые приклады били в плечи при каждом выстреле. Горцы раздирали зубами пакетики с пулями и сплевывали соленую от пороха слюну. Сухой, задымленный воздух рвал горло. Водоносы давно уже отстали. Пороховые искры обжигали почерневшие щеки, но солдаты снова и снова, как заведенные, засыпали порох, забивали пули, опускались на колено и стреляли, а в ответ, откуда-то из-за дымной пелены, прилетали другие пули, разрывая в клочья мертвые тела на баррикаде или отбрасывая еще живых. Раненые оставались в строю рядом с товарищами – черные от копоти лица и забрызганные кровью красные мундиры делали их всех неотличимыми друг от друга.

– Теснее! Сомкнуть строй! – хрипели сержанты, и солдаты теснились, прижимаясь к соседу онемевшим от отдачи плечом, а убитого оттаскивали на середину.

– Я не виноват! – снова завел свое Оррок. – Я только выполнял приказ.

Сунтон не нашелся что сказать. Да и нечего было говорить. Оставалось только умирать. Майор подобрал с земли мушкет, снял с ремня убитого солдата патронную сумку и втиснулся в строй. Сосед справа был пьян, но Суинтон не стал его отчитывать – парень делал свое дело, дрался.

– Решили поработать по-настоящему, а, майор? – беззубо усмехнулся солдат.

– Точно, Тэм, решил поработать по-настоящему, – отозвался Суинтон, надкусил пакетик с пулей, зарядил ружье, забил пулю, взвел курок и выстрелил в дым. Перезарядил. Снова выстрелил. И помолился о том, чтобы умереть с честью.

В пятидесяти ярдах от каре Уильям Додд всматривался в скрывавшую врага дымную завесу. Дымков, как и вспышек, становилось все меньше. Противник терял силы, каре стягивалось, но упрямо продолжало огрызаться, отвечать свинцовыми плевками. Потом он услышал лязг цепей и скрип и, оглянувшись, увидел капитана Жубера во главе двух орудийных расчетов. Сейчас они дадут по каре один залп картечью, а потом его Кобры примкнут штыки, и он сам поведет полк на штурм этой крепости из мертвых тел.

И тут протрубил горн.

Полковник Маккандлесс держался рядом со своим другом полковником Уоллесом, командиром бригады, составлявшей правый фланг наступательных порядков Уэлсли. Уоллес видел, как пикетчики и его собственный 74-й батальон скрылись из виду где-то к северу, но был слишком занят, чтобы беспокоиться о Суинтоне и Орроке. В первую очередь его тревожили два батальона сипаев, которые запаздывали и никак не могли занять свое место в атакующей цепи. Он, правда, поручил присматривать за Орроком своему адъютанту, но тут цепь, выйдя из ложбины, попала под огонь маратхской артиллерии, и полковнику стало не до пикетчиков. Картечь хлестнула по шеренгам, простучала градом по мушкетам и посекла листья на деревьях над головами мадрасских пехотинцев, но сипаи, как и горцы 78-го, держались стойко, не рассыпались и сохранили строй. Они шли упрямо, с бычьим упорством, как люди, не склоняющиеся перед бурей.