Филип Пулман - Тигр в колодце

— Вы дадите показания против него?

— Конечно, с этой книжкой!

— Подумайте хорошенько. В глазах суда вы замужем за ним.

— О… — Она поняла, к чему клонит Голдберг. — Жена не может давать показания против мужа. Но несомненно…

Он взял у нее записную книжку.

— Я надежно храню ее. Мы обязательно используем ее, но не сейчас.

— Как… Почему вы заинтересовались мной и моей… ситуацией? — спросила Салли. — Я не имею отношения к еврейской иммиграции.

— Мне интересно все, что касается Пэрриша. Когда я услышал, что он подает на развод и хочет получить опеку над ребенком, естественно, я заинтересовался почему. И чем больше думал об этом, тем безумнее мне все это казалось.

— Это и есть безумие, — ответила Салли. — Мне кажется, я схожу с ума. Почему я? Почему Харриет? Этому не было объяснения, пока… Не знаю, пока все это вдруг не стало правдой… Люди часто забывают самые удивительные вещи; но чтобы забыть такое, нужно быть сумасшедшей, и иногда мне казалось, что так оно и есть… Но нет. Харриет не его ребенок. Ее отец умер. В любом случае…

— В любом случае, такая женщина, как вы, никогда не вышла бы замуж за такого, как он, — перебил ее журналист. Его голос был тверд. — Конечно же, нет. Это просто бессмысленно.

— А что не бессмысленно?

— Все происходящее с вами. Эта затея — идея не Пэрриша. За ним кто-то стоит, кто-то хочет наказать вас, забрав у вас ребенка. Пэрриш делает это ради денег, он никто, он пешка. На его месте мог быть любой. Забудьте о Пэррише. За всем этим стоит Цадик.

Салли безмолвно внимала. Она думала об этом сотню раз, только не знала, кто именно действует руками Пэрриша, и все ее идеи казались ей фантастичными, бессмысленными и безосновательными. Слова Голдберга убедили ее в собственной правоте, это значило, что она не сумасшедшая. Это значило, что у нее есть союзник.

— Теперь вы понимаете, почему я захотел найти вас? — продолжал он. — Потому что хочу выяснить, кто такой этот Цадик. Известно мне немногое. Но если это один из тех, кто вас ненавидит, и вы сможете догадаться, кто именно — отлично! Он у нас в руках. И вы будете свободны, потому что тогда можно будет снова идти в суд. Кстати, в следующий раз я бы выбрал адвоката получше. Этого я видел в суде — редкостный придурок.

— Хорошо. Мистер Голдберг, это самая хорошая новость, что я слышу за последние несколько недель. Но этот человек — как его? Цадик? Что еще вы о нем знаете?

Журналист рассказал про случай в Амстердаме. Салли внимательно слушала. Ее глаза расширялись по мере того, как она узнавала про парализованного толстяка, про скачущую тень обезьянки, про визжащую девушку в повозке, которая предпочла утонуть, чем… чем что? У Салли мороз пробежал по коже. И этот человек хотел заполучить Харриет? Но кто он?

— Думаю, он сейчас в Лондоне, — сказал Голдберг. — Я не уверен. Но один мой знакомый видел, как пару дней назад в доках с корабля выгружали большую черную повозку. К тому же он должен был прибыть сюда к концу судебных слушаний, ведь так? Думаю, они в ярости, ведь вы скрылись.

— Они чуть не схватили меня вчера, — сказала Салли. — Мне пришлось… В общем…

Она достала пистолет. Он присвистнул:

— Тяжелый. Вы стреляли из него?

— Чуть было не пришлось вчера. — Салли рассказала все, что произошло с того момента, как ей принесли повестку в суд тем солнечным утром, и до того вечера, как она встретила Катца на скамейке у церкви. Голдберг прервал ее всего один раз, когда она упомянула о парне, остановившем ее у Мидл-Темпл-лейн.

— Это был Билл, — вмешался он. — Мой протеже. Он рассказал мне, как вы выглядели. Сказал, что были свирепы, парень подумал, что вы запросто убьете его. Что вы были похожи на тигрицу. Мне захотелось самому взглянуть на вас, и вот такая возможность представилась. Пожалуйста, продолжайте.

Они мгновение пристально смотрели друг на друга, потом Салли опустила глаза и продолжила. Когда она закончила, Голдберг несколько секунд сидел неподвижно, потом оперся руками о стол и резко встал.

— Что ж, — начал он, — вы заслужили еще немного вина.

Он взял у нее бокал и наполнил его.

— «Токай», — сказал он. — С моей родины.

— Вы венгр?

— Был когда-то. Теперь я… Здесь я живу, здесь я работаю. Я пишу по-английски. Поэтому, наверное, уже стал англичанином. Что ж, за низвержение Цадика!

Они выпили. Салли вдруг почувствовала, будто лишилась дара речи. Она словно обрела некое успокоение, облегчение, найдя союзника; но главное заключалось в том, что это был за союзник — он притягивал к себе, как магнит, притягивала его энергия. Было такое чувство, словно вокруг него незримо бушуют электрические бури. Он просто делал свою работу, но вкладывал в нее всю свою душу и энергию, а это Салли любила в людях; она чувствовала себя как девчонка и не знала что сказать.

«Но ты не девочка, — попеняла она себе. — Ты взрослый человек. Скажи что-нибудь».

— В записной книжке Пэрриша, — решилась она, — есть слово «белье». Что это значит?

Голдберг взглянул ей в глаза и ответил:

— Это девочки, которых продали в проституцию. Это часть бизнеса Цадика. Или Пэрриша. Они нанимают женщин — как правило, тех, кто говорит на идише, — чтобы они шли в доки и искали там молодых девушек, которые приезжают одни. Им предлагают жилье, а когда девушка оказывается в таком месте, где ей уже никто не поможет, где на много километров вокруг никто не говорит на ее языке, ей объясняют, сколько же стоит крыша у нее над головой. Половина из всех девушек, работающих в этих злачных местах Пэрриша, — беженки, бедные еврейки, путешествующие в одиночку. Когда они заболевают какой-нибудь болезнью или просто стареют, их увозят за границу и продают в портовые бордели. Обычно в Южную Америку. Вот с такими людьми мы имеем дело, мисс Локхарт, с теми, кто наживается на грязных сделках.

Салли молчала, у нее снова перехватило горло. А Голдберг тем временем продолжал:

— Теперь понимаете, зачем мне нужна ваша помощь? Нам необходимо выяснить, почему Цадику так не терпится вам насолить. Если мы узнаем это, то узнаем, кто он такой. И тогда, возможно, сумеем его одолеть. А теперь — к вещам насущным. Что вам нужно в первую очередь? Деньги?

Салли собралась с духом.

— Да. И нужно сообщить няне моей дочери, где мы находимся. И моей партнерше, мисс Хэддоу… Это три самые важные вещи. Затем — найти священника, который сделал запись в метрической книге.

— Хорошо.

Голдберг взял чистый лист бумаги и все записал, не глядя, макал перо в чернила, причем делал это чрезвычайно аккуратно.

— Вам надо написать записки няне, и партнерше, а я отнесу их, чтобы ваши друзья познакомились со мной и могли доверять мне. Насколько мне известно, Пэрриш меня не знает. Он догадывается, что за ним охотятся, но не знает кто. Давайте пишите.