Питер Акройд - Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Герцог Графтон поддался всеобщему давлению, и король назначил на его место Фредерика Норта, 2-го графа Гилфорда, который до этого времени взбирался по скользкой лестнице политической карьеры без досадных падений. Последующие поколения считали лорда Норта – именно так его чаще всего называли современники – болваном, который из-за собственной некомпетентности умудрился потерять Америку. Однако в действительности это был прагматичный политик, который своей манерой управлять парламентом напоминал Роберта Уолпола. К несчастью, он обладал незавидной наружностью и скорее походил на карикатуру самого короля: глаза навыкате и обвислые щеки придавали ему, по словам Хораса Уолпола, «вид слепого трубача». Однако, как тогда было принято говорить, он обладал большим умом и хорошим чувством юмора, помогавшим ему сохранять спокойствие и самообладание во времена кризиса. Однажды, когда Норт спал на правительственной скамье в палате общин, на него с критикой обрушился один из парламентариев, порицая первого министра за то, как тот руководит страной, а вернее, губит ее, на что граф Гилфорд, приоткрыв один глаз, заметил: «Эх, если бы это было так». Норт был расчетлив, осторожен, терпелив и методичен. «Он не зря занимает это кресло», – говорил о нем Джонсон.

Не иначе как политическим чудом можно назвать тот факт, что Норт, несмотря на накаленность обстановки, сумел ввести Англию в состояние дремоты или инертности. «После массовых волнений, – писал Берк, – страну охватила не менее масштабная вялость и апатия». Яростное возбуждение, за которым последовало мрачное безразличие, не так просто объяснить, разве что провести аналогию с особенностями человеческой психики. Разумеется, лорд Норт не имел большого влияния на американские колонии, где его попытки утихомирить народ лишь усугубляли ситуацию.

Став первым министром в 1770 году, Норт принял решение отменить налоги, введенные Тауншендом на все ввозимые в Америку товары, кроме чая. Предполагалось, что эта мера окажет успокаивающее действие, однако на деле она спровоцировала серьезный конфликт. Освобождение от налогов можно было считать волевой победой американцев, если бы не налог на чай, который и послужил поводом для дальнейших действий, ведь он служил символом американского рабства.

5 марта 1770 года толпа бостонцев окружила английских солдат, которым предписывалось охранять здание таможни в порту; американцы оскорбляли солдат, угрожали им, а затем напали. Был дан приказ стрелять; трое бостонцев умерли на месте, еще двое впоследствии скончались от ран. Англичане срочно снялись с места под градом швыряемых в них камней, однако горожане настояли на том, чтобы те покинули город навсегда. Они требовали, чтобы английские солдаты переместились в Форт-Уильям на одноименном острове в трех милях (4,8 км) от города. Американцы одержали еще одну знаковую победу. Это событие со временем получило название «Бостонская резня» и дало пищу для пафосных речей. В одной из них в память о событии говорилось: «Наши дома объяты пламенем, благополучие наших детей зависит от варварской прихоти рассвирепевшей солдатни; наши прелестные, невинные девушки отданы на растерзание разнузданной похоти…» Этот инцидент так никогда и не был забыт и считается самым значимым поводом к войне за независимость. Впрочем, американцы из других колоний возмущались гораздо меньше, некоторые осуждали животную несдержанность бостонской толпы. В New York Gazette предлагалось «прекратить травлю англичан».

Итак, ход событий был неясен даже тем, кто находился в самой их гуще. Некоторые полагали, что демонстрация силы заставит противника отступить. Американцы кричали «Тирания!», англичане вопили «Предательство!». Стороны имели ложное представление друг о друге, и неудивительно, что полное отсутствие взаимопонимания породило конфликт.

Три небольших инцидента наводят на размышления о причинах вспыхнувшей войны. В 1770 году в Нью-Джерси был избит сборщик таможенных пошлин. В июне 1772 года британское таможенное судно потерпело крушение у побережья Род-Айленда и было немедленно сожжено местными жителями. В марте 1773 года ассамблея Виргинии предложила всем колониальным ассамблеям вести корреспонденцию, на что Бенджамин Франклин заметил, что «это может перерасти в конгресс». Такой конгресс мог представлять общие интересы и обозначать проблемы британских колоний, что крайне встревожило бы министров в Вестминстере. Отныне неумолимый ход истории уже было не остановить.

В 1719 году два брата, Джон и Томас Ломбе, построили фабрику на одном из островов на реке Дервент. Там размещались машины для прядения шелка, вызывавшие неподдельное любопытство и всеобщее восхищение. Это было «новое изобретение», которое, согласно оригинальному патенту, представляло собой «три станка, которые никогда прежде не изготавливались и не применялись в Великобритании: первый – чтобы перематывать тончайшие нити шелка-сырца, второй – чтобы прясть шелк, и третий – чтобы скручивать его». В заявлении на продление патента, составленном четырнадцатью годами позднее, говорилось о «97 746 колесах, механизмах и отдельных деталях (работавших день и ночь)». В «Универсальном словаре торговли и коммерции» (The Universal Dictionary of Trade and Commerce) Малахий Постлетуэйт писал: «Эта малышка, не более пяти-шести футов (1,5–2 м) в высоту, оснащена двумя рычагами-плечами и имеет такую же производительность, что и куда более крупные машины».

Чтобы посмотреть на новое чудо техники, светская публика съезжалась на экипажах со всего графства. Источником энергии для фабрики – каменного пятиэтажного сооружения – служило огромное водяное колесо; внутри здания все вращалось, издавая характерное гудение. Один человек отвечал за изготовление 60 нитей. Фабрика была главной достопримечательностью города Дерби, а благодаря многочисленным механизмам, непрерывной работе и специализированному персоналу может считаться прототипом шелкопрядилен и хлопкопрядилен конца XVIII и XIX века. Поговаривали, что братья Ломбе украли идею машины у итальянцев, за что Джон Ломбе был в 1722 году отравлен, однако, без сомнения, эта версия – не более чем выдумки новой эпохи. К началу XIX века фабрика в Дерби, словно какой-нибудь памятник древнего прошлого, уже стала привычным элементом городского ландшафта.

Было немало и других чудес. Спустя год после того, как построили шелкопрядильню, Даниель Дефо писал о «новых начинаниях в торговле; новых изобретениях, станках, фабриках в стране, где нас, теперешних, заставляют двигаться дальше и становиться лучше». Однако в ту пору никто не использовал слово «фабрика» в отношении производственного предприятия; как правило, так называли здания, где размещались иностранные купцы. Со временем эти массивные мрачные сооружения становились неотъемлемой частью социально-экономической жизни страны. В 1769 году Мэттью Болтон закончил строительство мануфактуры Сохо на пустоши Хэндсворт-Хит на северо-востоке Бирмингема; предприятие специализировалось на изготовлении различных безделушек, например галантерейных изделий – пряжек и пуговиц. Основное складское помещение фабрики представляло собой трехэтажное здание, поделенное на 19 зон, фасад был выполнен в палладианском стиле [173] Палладиева архитектура – стилевое течение раннего классицизма, основателем которого был итальянский архитектор Андреа Палладио, который следовал композиционным принципам классической храмовой архитектуры Древних Греции и Рима, а также вдохновлялся искусством римского классицизма начала XVI в. . Однако внешне фабрика скорее напоминала тюрьму, нежели загородный дом. Именно там в 1776 году Джеймс Уатт начал производство паровых двигателей. Семью годами ранее были запатентованы изолированная камера для конденсации Джеймса Уатта и прядильная ватермашина Ричарда Аркрайта; теперь можно было разрабатывать новые двигатели, приводимые в действие паром, а благодаря ватермашине – получать километры недорогой хлопковой ткани, в результате чего стоимость одежды становилась все ниже и ниже.