Бернард Корнуэлл - 4. Трафальгар стрелка Шарпа. 5. Добыча стрелка Шарпа (сборник)

Шарп изумленно посмотрел на него.

— Кто вы? Это ведь ваша карьера близится к концу. Это вы пробились из самых низов. Вы вовлечены на родине в скандал. И вы пытаетесь убедить меня в том, что такого человека могли послать для каких-то дел с принцем? Вас? — Он смерил Шарпа презрительным взглядом.

— Я говорил правду! — сердито бросил стрелок.

— Сомневаюсь, но проверить легко. Я отправил записку майору Лависсеру с просьбой прийти сюда утром и либо подтвердить, либо опровергнуть ваши утверждения.

— Вы пригласили сюда Лависсера! Ублюдка, который пытался меня убить!

Сковгаард выпрямился:

— Соблюдайте приличия. Итак, лейтенант, вы согласны подождать здесь и предстать перед майором Лависсером?

— Черта с два! — Шарп повернулся, чтобы забрать ранец и плащ. — И будьте вы прокляты, Сковгаард.

Два телохранителя преградили путь к двери, а голос хозяина дома заставил обернуться — торговец стоял с пистолетом в руке:

— Я не собираюсь подвергать опасности жизнь принца. Вы либо останетесь по собственной воле, либо я задержу вас до прибытия майора Лависсера.

Шарп смерил расстояние до стола и уже прикидывал, насколько точен может быть длинноствольный пистолет, когда один из охранников достал оружие. Из такого вполне можно было завалить лошадь, к тому же и дуло смотрело ему в голову. По знаку хозяина дома второй телохранитель забрал у Шарпа саблю, обыскал карманы и нашел украденное на «Клеопатре» золото, но тут же вернул на место под суровым взглядом Сковгаарда. У лейтенанта забрали складной ножичек, который перекочевал в ящик стола, и под дулом пистолета вывели в коридор. Дочь Сковгаарда, Астрид, с изумлением наблюдала за происходящим, однако не произнесла ни слова.

Шарпа втолкнули в небольшую комнатку, открывавшуюся в коридор. Дверь захлопнулась. В замке повернулся ключ. Шарп с тоской вспомнил потерянную на берегу отмычку. Окон в комнате не было, как не было и ламп, но после короткой разведки стрелок выяснил, что находится в небольшой столовой со столом, шестью стульями и пустым камином. Теперь она стала его тюрьмой.

Шарп чувствовал себя круглым идиотом. Лависсер обвел его вокруг пальца, заманил в ловушку и положил на лопатки. Гвардеец прикарманил сорок три тысячи гиней, а Шарп снова оплошал.

На широкой террасе замка Кронборг в Эльсиноре, где некогда бродил ночами призрак отца Гамлета, теперь, под другой луной, другие тени застыли у притаившихся в глубоких амбразурах орудий, дула которых смотрели в сторону узкого пролива.

В сводчатом помещении под террасой двое мужчин у кузнечных мехов загоняли холодный воздух в одну из трех крепостных печей. Другие, орудуя лотками, клещами и ломами, вываливали чугунную дробь на раскаленные угли, вспыхивавшие и шипевшие при каждом выдохе мехов. Спрятанная в глубине, чтобы ее свечение не отражалось на крепостной стене, топка напоминала уголок ада. Красноватые блики прыгали по каменным сводам и обнаженным спинам людей, суетящихся у гудящего, пышущего жаром зева.

Первые шесть ядер, каждое весом в двадцать четыре фунта, были уже готовы и теперь остывали, злобно отсвечивая красным.

— Принимай горячее! — крикнул мокрый от пота мужчина.

— Мы готовы! — передал на ближайшую батарею стоявший снаружи офицер.

Орудия уже зарядили мешочками с порохом, после чего стволы плотно забили влажным войлоком, который должен был предупредить преждевременное воспламенение.

— Подавай! — отозвались с батареи.

С десяток человек покатили раскаленные ядра на лотки. Лотки походили на носилки с мелкими железными тарелками для горячих болванок.

— Шевелись! — прикрикнул офицер на рабочих, потащивших ядро наверх по каменной лестнице.

Оно быстро остывало и меркло, но офицер знал, жар сохраняется внутри и, когда орудие выстрелит, этот внутренний жар снова выйдет наружу. Должным образом прогретое двадцатифунтовое ядро могло остывать в течение часа, сохраняя внутри себя достаточно жара, чтобы поджечь дерево. Кораблям такие ядра несли смерть.

— Подождите! — прозвучал еще один голос.

Командующий гарнизоном замка Кронборг, спешно вызванный из дома несмотря на поздний час, торопливо поднимался по ступенькам. На голове у него еще оставался ночной колпак с кисточкой, под черным шерстяным халатом виднелась белая ночная рубаха.

— Осторожнее! — предупредил командир батареи, капитан, указывая на пушкарей, уже вооружившихся огромными клещами, чтобы отправить ядро в орудийный ствол.

Капитан жаждал поскорее забить ядра, услышать шипение войлока и увидеть, как шесть раскаленных посланцев пронзают ночное небо, но приказа заряжать все не было. Вместо этого генерал поднялся на выступ амбразуры и устремил взгляд в море.

Огромный флот втягивался в узкий пролив. В чахлом свете луны корабли казались призраками под белыми парусами. Ветра почти не было, и суда будто застыли на тихой воде. Генерал все смотрел. Сотни кораблей, слишком много для находящихся в его распоряжении горстки орудий. И все они несли в Данию пушки, лошадей и солдат. Еще дальше, на шведском берегу, мерцали редкие огоньки Эльсинборга.

— Они стреляли по нам? — спросил капитан.

— Нет, — ответил капитан, поглядывая на остывающие ядра. — Еще нет.

Едва он произнес эти слова, как с моря донеслось глухое «бум», и генерал увидел красноватую вспышку, осветившую черные с желтым корпуса.

— Пора! — Капитан терял терпение.

Он жаждал боя. Жаждал выплеснуть адский жар на британский флот, увидеть, как пламя пронзает брюхо кораблей-призраков, как вспыхивают паруса и корчится под огнем море.

— Подождите, — сказал генерал. — Подождите.

Еще одна вспышка. Но почему-то ни свиста рвущего воздух ядра, ни всплеска, ни грохота удара. Только глухое «бум», повторенное эхом третьего выстрела.

— Они нам салютуют, — догадался генерал. — Дайте ответный залп. Не заряжать.

— Салютовать врагу? — изумился капитан.

Спасаясь от ночной прохлады, генерал запахнул поплотнее полы халата и отошел от амбразуры.

— Мы не находимся в состоянии войны, капитан, — укоризненно напомнил он. — Нам салютуют, наш долг ответить любезностью. Распорядитесь — из пятнадцати орудий.

Раскаленные ядра остывали.

Корабли-призраки шли на юг, неся армию, приготовившуюся сокрушить Данию.

И Дания салютовала им.

Шарп слышал доносящиеся из гостиной приглушенные голоса, но говорили на датском, так что он ничего не понял. Можно было только предположить, что Сковгаард рассказывает дочери о британском вероломстве. Часы в доме пробили десять, и за ними тут же началась какофония городских колоколов.

Под дверью ненадолго появилась полоска света — по-видимому, Сковгаард и Астрид зажгли свечи, чтобы подняться наверх, — потом захлопали ставни, загремели задвижки. Кто-то подергал дверь комнаты, в которую отвели Шарпа, и, убедившись, что она надежно заперта, вынул из замка ключ и удалился.