Дэниел Джонс - Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию

Брак казался престижным и прагматичным, но он тяжким финансовым бременем лег на работавшее на износ казначейство. Новый шурин Ричарда, король Вацлав, был банкротом. Если бы Ричард выбрал итальянскую принцессу, он мог бы рассчитывать на значительное приданое. Но вместо того чтобы благодаря браку разбогатеть, Ричард обнаружил, что Вацлав рассчитывает получить от зятя 15 000 фунтов при скреплении династического союза. Это была крайне невыгодная сделка, и, когда Анна в январе 1382 года венчалась и короновалась в Лондоне, лондонцы выразили свое неодобрение, сорвав с городского фонтана полотнище, расшитое королевскими и императорскими гербами.

Тем не менее приезд 14-летней Анны в Англию в декабре 1381 года положил начало отношениям, основанным на истинной любви: король будет искренне предан своей супруге. Анна и Ричард представляли собой странную, эфемерную пару. Вестминстерский хронист описывал Анну как «крохотное создание». Ричард был блондином, совершеннейшим мальчишкой, с глазами слегка навыкате и вытянутым, скорбным лицом, характерным для поздних Плантагенетов. У него не росла борода, и, за исключением зарождающейся склонности к припадкам ярости в случаях, когда, как он считал, что-нибудь угрожало его королевскому достоинству, Ричард говорил тихо и с запинкой.

Тем не менее вокруг этих слабых подростков начал формироваться элегантный и экстравагантный королевский двор. Уже в юности Ричард ощутил вкус к внешнему блеску царствования. Он унаследовал любовь деда и отца к торжествам и изысканным развлечениям, хоть и не разделял их энтузиазма относительно турниров и личного участия в рукопашных боях. Его царствование будет преимущественно визуальным, эстетическим, и на первый план выйдут публичные демонстрации богоданности власти монарха и утонченные ритуалы. Королевские дворцы в Элтаме, Кингз-Лэнгли и Шине были оборудованы прекрасными отдельными ванными и танцевальными залами, современными кухнями и кладовыми для специй, откуда на столы подавались необычные, щедро приправленные деликатесы. Ричард, Анна и их придворные одевались по последней моде: мужчины носили тугие лосины и гульфики, расшитые драгоценностями мантии с высокими воротниками и дорогие камзолы; женщины надевали тесно подогнанные платья, изысканные украшения и туфли с такими длинными и острыми носами, что их приходилось специальными веревочками подвязывать к коленям. Двор Ричарда должен был излучать не меньше великолепия, чем двор Эдуарда III, – и долги короля росли с такой же скоростью.

Приобретая собственный стиль, двор постепенно начал изменяться и в составе. Старые друзья, такие как сэр Саймон Берли, оставались близки королю, но от бывших слуг Черного принца он отдалялся, предпочитая им общество молодых придворных рыцарей вроде Джона Бошана, Джеймса Бернерса и Джона Солсбери. Текущими государственными делами занимался в основном Майкл де ла Поль, верный слуга Черного принца. Де ла Полю было чуть больше 50; место при дворе он получил по настоянию парламента. Отец де ла Поля был богатым торговцем, основным спонсором Эдуарда III, и у Ричарда он тоже был в большой милости. Но главным баловнем двора Ричарда был, конечно, Роберт де Вер, молодой граф Оксфорд. Де Вер был всего на пять лет старше Ричарда, и его близость к королю породила те же самые подозрения и опасения, что сопровождали взлет другого королевского фаворита, Пирса Гавестона. Через несколько лет после смерти де Вера язвительный хронист Томас Уолсингем обвинит его в том, что он манипулировал Ричардом с помощью черной магии, и предположит, что этих двоих связывали гомосексуальные отношения.

Предположение маловероятное. Но было совершенно ясно, что Ричард, как и любой молодой король, хотел окружить себя своими людьми, что и привело к постепенному отдалению от старших, в особенности от дядей короля: Джона Гонта, герцога Ланкастерского, Эдмунда Лэнгли, графа Кембриджского, и Томаса Вудстока, графа Букингемского. Старшие магнаты стали замечать, что Ричард и его окружение относятся к ним с надменностью, граничащей с враждебностью. Жалуя земли и замки своим приближенным, король нарушал установившийся баланс сил на местах. Кроме того, инфантильность и капризный характер Ричарда рассорили его с рядом самых влиятельных вельмож. Когда граф Арундел в 1384 году в парламенте в Солсбери раскритиковал действия короля, Ричард побелел от гнева и, как пишет автор Вестминстерской хроники, сказал Арунделу: «Если ты имеешь в виду, что дурное управление королевством – это моя вина, то ты бессовестно лжешь! Иди ты к черту!» В другой раз, годом позже, он страшно поругался с архиепископом Кентерберийским Куртене. Когда Куртене упрекнул его в слабом руководстве правительством, Ричард вытащил меч и напал бы на архиепископа, если бы короля не удержал его дядя Букингем.

Такое поведение не подобало королю, и безответственность, с какой он жаловал привилегии своим друзьям за незначительные заслуги, раздражала многих в королевстве. Но, как доказали поколения Плантагенетов, политическое сообщество готово терпеть фаворитов короля до тех пор, пока они не наносят ущерб Англии на поле боя или не используют свое положение, чтобы покушаться на собственность других магнатов.

С первым пунктом Ричарду не повезло. На протяжении 1380-х годов успех в войне постоянно был на стороне французов, и, пока двор пополнялся свежими лицами и купался в роскоши, позиции за Ла-Маншем были утрачены.

Назвать английские перспективы в начале 1380-х годов мрачными было бы преуменьшением. Они были попросту постыдными, особенно в сравнении со славной порой Эдуарда III. В руках англичан оставался только Кале да узкая прибрежная полоса в Гаскони. Ла-Манш кишел французскими и кастильскими судами, а то, что называлось английским военно-морским флотом, сгнило. Торговля стала таким рискованным занятием, что доходы от торговли шерстью рухнули, и жители Лондона обсуждали проект строительства гигантского подъемного моста через Темзу, который должен был защитить город от налетов и поджогов. В 1380 году умер Карл V, и на престол взошел его сын Карл VI, что ненадолго ослабило французскую агрессию. Однако Францию по-прежнему обуревало страстное желание изгнать англичан с континента. Без короля вроде Эдуарда III, закоренелого вояки, ясно представляющего, как добиться победы и объединить королевство ради достижения цели, английская военная машина развалилась на части.

Планы строились самые разнообразные. Джон Гонт считал, что будущее за Кастилией. В 1372 году он женился на дочери Педро Жестокого Констанции Кастильской. (Его брат Эдмунд Лэнгли в то же самое время женился на младшей сестре Констанции, Изабелле.) Когда в 1379 году Педро умер, Гонт официально заявил о своих правах на трон. С этого времени он уверовал в «португальский путь» – английское завоевание через Иберию. Братья его поддерживали, но, по сути, это была его персональная династическая идея фикс, которая в 1380-х годах удалила Гонта из активной политической жизни и ни капли не помогла продвижению национальных интересов.