Леонид Прайсман - Дело Дрейфуса

В России профессиональные юристы были шокированы грубым нарушением основных принципов законности и юридической процедуры, проявленной французскими властями и судебными органами во время процессов Дрейфуса, Эстерхази и Золя. И. Закревский, прокурор Первого департамента Сената, писал в 1898 году в «Юридической газете»: «Дрейфуса и Эстерхази судили во мраке, никто до сих пор не знает, какие обстоятельства и мотивы были положены в основание оправдательного и обвинительного приговоров. Благодаря этому мраку осталось не опровергнутым чудовищное заявление, что Дрейфус осужден на основании доказательств, не предъявленных в судебном следствии, показанных судьям только в совещательной комнате, когда подсудимый даже не мог представить никаких опровержений. Суд над Дрейфусом не был судом, а застенком, воспроизводившим испанскую инквизицию» [231] Цит. по: Процесс Эмиля Золя. С. 190. .

Многочисленные протесты Закревского, заявления и статьи, осуждающие несправедливость французских судов, написанные ярко и талантливо, публикуемые в русской и иностранной прессе, вызвали беспрецедентный демарш графа Г. де Монтебелло, посла Франции. Он попросил Николая II положить конец деятельности Закревского, которая может осложнить отношения между двумя странами. Вмешательство посла привело к отстранению от должности Закревского, который не только потерял пост прокурора Сената, но был уволен из Сената, хотя в России сенаторы, согласно закону, остаются в Сенате пожизненно.

Русские обозреватели были поражены волной антисемитизма, которая поднялась во Франции во время дела Дрейфуса. Прекрасно зная состояние умов в родной стране, они не ожидали столкнуться с подобным явлением во Франции. Закревский отмечал: «Кто мог бы подумать несколько лет тому назад, двадцать, тридцать лет, что на французской земле, которая родила Вольтера, и сыны которой гордятся тем, что они первые торжественно признали перед миром, что всем людям, независимо от происхождения и убеждений от племени и от религии принадлежат одни и те же человеческие права, что там, в этой скептической и свободной Франции, раздаются дикие крики: "Жид, жид, ату его! Бей жида!" Пусть бы это делалось в других обществах, не имеющих такого прошедшего, как французское. Но Франции стыдно проявлять подобные признаки зоологического регресса» [232] Там же. С. 188–189. .

Русская либеральная пресса строго осуждала милитаристский угар, охвативший Францию. Новиков, публицист, писавший под псевдонимом, и сотрудник «Обозрения обозрений», считал, что это результат истории Франции, войн республики, Наполеона и Седанской катастрофы 1870 года. Журналисты и обозреватели писали о странном поведении многочисленных членов социалистической партии Франции под руководством Ж. Геда. Они с удивлением отмечали полное безразличие французских социалистов к делу Дрейфуса под предлогом того, что обе стороны борются за интересы буржуазии. Автор рубрики «Иностранные журналы» в газете «Русская мысль» не без иронии задал вопрос: «Неужели законность представляет интерес только для буржуазии?».

В то время когда Военный совет судил Дрейфуса в Рене, вся русская пресса – либеральная, социалистическая и даже консервативная – поддерживала дрейфусаров. Русские журналисты, присутствующие на заседаниях суда, посылали репортажи прямо с места событий. Наиболее яркие статьи, вышедшие из-под пера Николая Кудрина (Русанова) публиковались в народническом журнале «Русское богатство». Эти репортажи стали основой книги Кудрина [233] Кудрин Н. Е. (Русанов Н. С.). Указ. соч. , в которой были даны прекрасные психологические портреты участников процесса.

Только одно периодическое издание описывало эту страницу французской истории в духе Libre parole Дрюмона – газета «Новое время» А. Суворина, еще в 1887 году выдвинувшая лозунг «Жид идет!». В течение многих лет она оставалась антисемитским органом по преимуществу. Суворин всегда проявлял живой интерес к Франции, французской культуре и политической жизни, но в статьях «Нового времени» часто звучали антисемитские ноты. Еще до публикации «Протоколов сионских мудрецов» «Новое время» объявляло о планах Альянса утвердить мировое господство еврейской нации. На всех стадиях дела Дрейфуса газета повторяла все измышления правой французской прессы о еврейском синдикате, готовившем гибель французской армии, о миллионах франках, пожертвованных богатыми французскими евреями на кампанию дрейфусаров, о еврейских корнях полковника Пикара. Во время процесса в Рене даже «Московские ведомости» Гринмута давали более умеренные оценки, но публицисты «Нового времени» оставались непреклонны. Суворин был разочарован своей изолированностью в общественном мнении России. Он писал в дневнике 23 апреля 1899 года: «Сегодня в "Revue Suisse" прочел, что "Новое Время" одно против Дрейфуса, что оно "ужасно дискредитировало себя". И во мне дух упал, стар стал, уверенности нет, нет прежнего огня и силы, я не могу выдержать всей этой травли…» [234] Суворин А. С. Дневник. М.: Новости, 1992. С. 237. . Но, несмотря на «момент слабости», направление газеты не изменилось. Суворин никогда не сомневался в виновности Дрейфуса. 30 сентября 1902 года, узнав о смерти Золя, он отметил в дневнике: «Если он ошибся относительно Дрейфуса, то много огорчений это принесло ему» [235] Там же. С. 357. . Курс «Нового времени» в отношении дела Дрейфуса привел к значительному ухудшению отношений с его близким другом Антоном Чеховым, публиковавшим в нем течение многих лет свои рассказы.

Каким же было отношение к делу Дрейфуса двух властителей дум в России Л. Толстого и А. Чехова? Чехов и евреи – очень сложная тема. Она стала еще более запутанной после публикации в 1912–1916 годах писем писателя к сестре, которые производят неприятное впечатление слишком частым упоминанием автором слова «жид» вместо слова «еврей». Издатели подвергли Чехова своеобразной цензуре, исключив слово «жид». Редакторы советских изданий делали то же самое. Только в полном собрании сочинений Чехова в 30 томах был восстановлен аутентичный текст. Если в рассказах Чехова евреи производят в основном неприятное впечатление, то в переписке он свободно писал все, что он о них думает. Тем не менее в деле Дрейфуса Чехов занял четкую позицию. Писатель поддерживал дрейфусаров, восхищался Золя и пытался переубедить Суворина.

Чехов провел зиму 1897–1898 годов в Ницце, в русском пансионе, и люди, с которыми он общался в это время, как, например, художница Александра Хотяинцева или М. Ковалевский, вспоминали потом, что Чехов все время читал французские газеты для того, чтобы все знать о деле, о котором: «Он не мог говорить сдержанно (без эмоций)» [236] Хотяинцева. А. Воспоминания // Литературное наследство. М., 1960. Т. 68. С. 607. . Он восхищался ролью Золя, о чем 18 сентября 1897 года писал жене [237] Цит. по: Эренбург И. Г. Перечитывая Чехова. М.: Гос. изд. худож. лит., 1960. С. 25–26. . Чехов был возмущен, когда некоторые из его знакомых спрашивали его, не изменил ли он своего отношения к делу Дрейфуса. 2 февраля 1898 года Чехов писал Хотяинцевой: «Вы спрашиваете меня, все ли еще думаю, что Золя прав? А я Вас спрашиваю: неужели Вы обо мне такого дурного мнения, что могли усомниться на минуту, что я не на стороне Золя» [238] Хотяинцева А. Указ. соч. С. 612. . Чехов в крайне резком тоне говорил о поведении Суворина во время дела Дрейфуса: «В деле Золя "Новое Время" вело себя просто гнусно, по сему поводу мы со старцем обменялись письмами (впрочем, в тоне весьма умеренном) и замолкли оба. Я не хочу писать и не хочу его писем» [239] Цит. по: Эренбург И. Г. Указ. соч. С. 70. .