Леонид Прайсман - 1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Ряд историков, как финских, так и русских, считают, что главной целью Маннергейма было освобождение России. Вейо Мери писал: «Целых полгода Маннергейм тщетно искал в России и в Финляндии правые реакционные силы. Именно этим он занимался в декабре 1917 г., курсируя между Петербургом и Гельсингфорсом. В самой Финляндии ему пришлось собственноручно создавать такие реакционные силы. А сделав это, ему надо было сначала с оружием в руках освободить Финляндию и только потом думать об освобождении Петербурга. Возможно, этим-то и объясняется, почему он с такой необычной для себя быстротой провел освободительную войну – освобождение Финляндии было первым шагом в осуществлении его истинной миссии» [625] Мери В . Карл Густав Маннергейм. Маршал Финляндии. М., 1997. С. 108. .

Не слишком ли смелым является это утверждение? Получается, что Финляндия была для него не более чем подготовительным этапом к главной цели: освобождению и восстановлению монархической России. Правда ли это? Относился ли Маннергейм столь восторженно к старой России, было ли свойственно ему некритическое русофильство, как писал Т. Массарик о некоторых чешских политических деятелях? Для ответа на эти вопросы рассмотрим, что говорил по этому поводу сам Маннергейм, и проанализируем его деятельность.

То, что Маннергейм стремился к активному участию финской армии в освобождении Петрограда, не подлежит ни малейшему сомнению. Все его слова и дела это подтверждают. Ему во много раз была ближе блистательная Россия прошлого, чем современная Финляндия. Со свойственным ему честолюбием Маннергейм хотел сыграть роль всемирного масштаба и остаться в истории не только маленькой Финляндии. Он неоднократно подчеркивал простую мысль, что любая Россия, белая или красная, будет империалистической, а красная будет представлять для Финляндии еще большую угрозу, чем белая. 28 октября 1919 г., в то время, когда Деникин продолжал победное шествие к Москве, а Юденич стремительно приближался к Петербургу, Маннергейм писал в письме своему близкому другу, польской княгине М. Любомирской: «Здесь (в Европе. – Л. П. ) социалисты теряют единство, а в России большевики ежедневно теряют территории. К сожалению, сейчас неизвестно, что лучше: Россия большевистская или новая Россия; обе будут равно неудобны соседям, особенно маленьким. Русские ничему не научились и ничего не забыли, несмотря на то что они пережили, и я предвижу, что мы скоро должны будем считаться с Россией еще более империалистической и националистической, чем когда-либо, которая захочет соединить массы и заставить забыть внутренние неурядицы ради великой идеи реставрации старой Руси» [626] Цит. по: Иоффе Э . Указ. соч. С. 210. .

В воспоминаниях Маннергейм писал: «По моему мнению, Финляндия, так же как Польша, не могла уклониться от участия в организованной против большевиков акции. Более того, в данной ситуации это участие казалось мне обоснованным. Участие в операции, в результате которой район Петербурга стал бы базой стабильного и здорового правительства новой России, могло способствовать созданию прочной основы для создания дружественных отношений в будущем. А отказ от участия мог легко вызвать антифинские настроения новых руководителей государства, с которым Финляндия находится в соседстве. Однако решающим в моей позиции было глубокое убеждение, что если сейчас большевики не будут побеждены, их власть вскоре станет угрозой для всего мира и для Финляндии в том числе. Я должен был принимать во внимание ту опасность, которая грозила Финляндии, попади она под власть большевиков, в результате постепенного поглощения или в результате поддержанного с Востока переворота. Решение этой проблемы в будущем было бы, без сомнения, более дорогостоящим, чем теперь, когда инициатива была в руках руководителей здоровых сил русского народа (имеются в виду белые генералы. – Л. П. ) и противная сторона переживала многочисленные материальные и психологические трудности» [627] Маннергейм К. Г . Воспоминания. Минск, 2012. С. 161. .

Как видим, он не питал никаких иллюзий в отношении страны, где провел столько времени и сделал блестящую карьеру. Как мало кто из современников, Маннергейм предчувствовал идущую от России опасность, независимо от образа правления в стране, но считал, что в состоянии ее предупредить. Он продолжал: «К сожалению, невозможно избежать столкновений с этой Россией – рано или поздно это произойдет. Невозможно заставить ее исчезнуть и заменить на карте большим белым пятном, и в этих обстоятельствах лучше рыцарским жестом, как, например, освобождением Петербурга, создать положительную исходную ситуацию для будущих отношений. Поэтому я опечален, когда вижу, как моя страна проявляет неловкость, в то время когда армии генерала Юденича угрожают разгромом у ворот Петербурга и не пользуются моментом, чтобы помочь ему» [628] Там же. С. 210–211. .

В этих откровенных словах переплетается многое, главное – обеспечить будущее своей страны, к этому примешивается и желание рыцарским жестом спасти Россию от красных, что заставит в будущем русских руководителей чувствовать себя обязанным маленькой Финляндии на много десятилетий вперед, и, конечно, желание избавить мир от красной опасности. В его словах поражает некоторая наивность, в XX в. ждать благодарности от политиков довольно странно, тем более от русских. Но Маннергейм не собирался оказывать эту помощь безвозмездно. Он выдвигал ряд условий, самое главное из которых – немедленное признание независимости Финляндии. 21 июля Миллер в телеграмме к министру иностранных дел Колчака И. И. Сукину перечислял требования Маннергейма в ответ на участие стотысячной армии в освобождении Петрограда: «1) признание полной независимости Финляндии. 2) уступка порта в Печерской губе. <���…> Рассмотрение в особой конференции, впоследствии, форм самоопределения некоторых карельских волостей, населенных элементами, тяготеющими к Финляндии, причем Финляндия никаких завоевательных целей ни сейчас, ни впоследствии не преследует» [629] HIA. Heroys B. V. Collection. B. 5. . Во время переговоров, которые Маннергейм вел по отдельности с Юденичем и Марушевским, он требовал и более серьезных уступок. Миллер телеграфировал Колчаку: «На очереди стоял вопрос о нейтрализации Балтийского моря, дабы Россия не могла держать там флота, опасного для Финляндии» [630] Ibid. . Но русские отказались принять это требование, и вопрос о Балтике было решено отложить на будущее.

Маннергейм до 25 июля 1919 г. оставался регентом, т. е. по существу правителем Финляндии. Но 1 марта 1919 г. состоялись выборы в парламент. Неожиданно для регента больше всего мест в парламенте получила социал-демократическая партия (120), буржуазные партии – в общей сложности 129 мест, но даже самая сильная из них – Аграрный союз – имела в парламенте только 42 представителя. Основной задачей нового парламента было утверждение конституции. Конституционный кабинет в мае 1919 г. подал на рассмотрение ее проект: Финляндия становилась президентской республикой, но с большой зависимостью президента от парламента. Маннергейму удалось добиться ряда изменений, усиливающих президентскую власть. Президент получал право распустить парламент и назначить новые выборы. Он имел ограниченное право вето. Маннергейм был категорически против избрания президента парламентом, что сводило идею президентской республики на нет. После долгих переговоров он согласился на компромисс – первого президента изберет парламент, но в дальнейшем его будут избирать всенародным голосованием на двухступенчатых выборах. Маннергейм оказался перед сложным выбором. Перед ним стоял вечный чисто русский вопрос: что делать? Он мог утвердить конституцию, распустить парламент в надежде, что в следующем его составе у него будет больше сторонников, и начать наступление на Петроград, но это означало государственный переворот. Согласно новой конституции, президент не имел права объявлять войну. Предыдущая конституция Финляндии XVIII в. предоставляла ему такое право. Маннергейм был готов на переворот. На встрече с представителями партий парламентского большинства он запугивал собравшихся угрозой завоевания большевиками Финляндии, в случае если ему не дадут возможность в ближайшее время освободить Петроград, и заявлял: «С вас шкуру сдерут живьем, вот увидите. А я как-нибудь выкручусь». Уговаривая собравшихся, утверждал, что освободительная борьба еще не закончилась, и если не будет решающего сражения у Петрограда, то всем присутствующим придется «положить свои головы на плаху.» [631] Цит. по: Мери В. Указ. соч. С. 126.