Леонид Прайсман - 1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Многие русские представители за границей вообще считали участие финской армии в походе на Петроград нежелательным. Посол России в Швеции К. Н. Гулькевич, сообщая в Париж С. Д. Сазонову финские условия, вошедшие позднее в соглашения Юденича с Маннергеймом, утверждал: «Петроград привлекает финских добровольцев главным образом возможностью грабежа, помешать которому не смогут <���…> небольшие русские отряды, к тому же еще не существующие. Если же предприятие рухнет, у финнов останутся самочинно сделанные нами предложения, как юридические основания для притязаний в будущем» [644] HIA. Girs M. N. Collection. B. 43. . Можно восхищаться патриотизмом российских государственных деятелей, так трогательно заботящихся о будущем страны, но совершенно не понимавших весь ужас современного положения, особенно Петрограда, жители которого преследовались советскими карательными органами с большей жестокостью, чем население других частей страны. Некоторые русские государственные и военные деятели в ненависти к финнам доходили до абсурда. Ближайший помощник Юденича, в будущем военно-морской министр в его правительстве адмирал В. К. Пилкин писал адмиралу М. И. Смирнову: «Если финны пойдут одни, или хотя бы с нами, но в пропорции 30 тысяч против трех-четырех, которые здесь в Финляндии, при известной их ненависти к русским и характере мясников, и их политическом стремлении всячески ослабить Россию, в частности, ослабить Петроград, чтобы он не мог даже в будущем претендовать на роль политического центра, они уничтожат, расстреляют и перережут все наше офицерство, правых и виноватых, интеллигенцию, молодежь, гимназистов, кадетов, всех кого могут, как они это сделали, когда взяли у красных Выборг. Они уничтожат наши государственные учреждения, ограбят заводы, взорвут и увезут флот. Идти с ними освобождать Петроград, не имея достаточной силы, чтобы заставить их с нами считаться, – да этого никогда не простит нам Россия, будущая Россия» [645] Колчак и Финляндия // Красный архив. 1929. Т. 2 (33). С. 110–111. .

Крайне редко среди русских дипломатов звучали трезвые голоса. Лучше всех понимал необходимость признания независимости Финляндии посол России в Лондоне К. Д. Набоков, который хорошо знал настроения в Лондоне и понимал, что Финляндия уже является независимой, и от признания или непризнания этого факта Россией ничего не изменится, а выгода может быть колоссальной. 14 февраля 1919 г. Набоков телеграфировал Сукину: «Ввиду того, что мирная конференция будет настаивать на независимости Финляндии, считаю, что настал момент России принять инициативу <���…> теперешнее правительство Финляндии для нас наиболее благоприятно. Личные мои сношения со здешними финляндскими представителями устанавливают, что они крайне дорожат признанием нами их новорожденной независимости и что было бы близоруко не использовать этого настроения» [646] Там же. С. 93. . Но Колчак был непоколебим, и на телеграмме Набокова есть его резолюция: «Правительство не считает себя вправе при настоящих условиях решать этот вопрос, отложив его до Национального собрания, но оно считает необходимым поддерживать с Финляндией самые дружественные отношения» [647] Там же. . 17 февраля Набоков вновь писал Сукину: «Убедительно прошу Вас проникнуться сознанием, что независимость последней (Финляндии. – Л. П. ) есть совершившийся факт. Державы Согласия рано и поздно признают ее, и нет никаких оснований думать, что они серьезно будут считаться с тем или иным отношением к этому русского правительства, которое они сами не решаются еще признать» [648] Там же. С. 94. .

Одним из наиболее решительных противников немедленного признания независимости Финляндии был бывший министр иностранных дел царской России С. Д. Сазонов. Представитель великой империи никак не мог смириться с ролью жалкого просителя никем не признанной власти. Он искренне считал, что «проклятые чухонцы» должны быть крайне благодарны, что им милостиво позволили участвовать в освобождении Петрограда, а не требовать за это признания какой-то мифической независимости. Но даже Сазонов, будучи опытным дипломатом и проводя все время в Париже и Лондоне, понимал, что обстоятельства сильно изменились не в пользу России и нужно тщательно избегать конфликта с Финляндией. В письме Сукину от 24 февраля он вынужденно признавал: «Хотя Финляндия не имеет права односторонним актом порвать свою связь с Россией, тем не менее полагаю, что при нынешних обстоятельствах нам следует считаться с создавшимся положением, противодействовать которому мы бессильны. Поэтому, ввиду крайней необходимости дать Юденичу возможность подготовить наступление на Петроград, нужно воздержаться теперь от споров с Финляндией» [649] Там же. С. 95. .

Но Колчак оставался непреклонным. Точка зрения Миллера, Юденича, его собственного военного министра А. П. Будберга, даже колебания Сазонова были ему глубоко чужды. Не изменило его точку зрения ни требование союзников о признании Финляндии, ни возможность скорого ухода Маннергейма с поста регента в результате парламентских выборов. Чем больше его преследовали неудачи на фронте, тем более он ужесточал свою позицию. Он соглашался, что: «Движение финляндцев на Петроград признавалось правительством срочно необходимым», но «финляндское правительство же решило, по-видимому, использовать положение, чтобы добиться крупных уступок с нашей стороны. Условия, поставленные Финляндией, признаны нами совершенно неприемлемыми. С другой стороны, нет никакой уверенности, что даже в случае их принятия, Финляндия реально выступит против Петрограда» [650] Там же. С. 141. .

Совершенно такое же отношение к признанию независимости Финляндии было у командующего Вооруженными силами Юга России генерала А. И. Деникина. В телеграмме Колчаку он привел текст своей декабрьской ноты (1918) представителям союзников: «В силу особых отношений, существующих между Россией и Финляндией, русский народ не может допустить вооруженного вмешательства финнов в свои внутренние дела. Территория России может и должна быть освобождена исключительно русскими, при содействии союзных держав» [651] Там же. С. 144. . С тех пор отношение Деникина к участию финской армии в походе на Петроград не изменилось. Он писал о договоре между Маннергеймом и Юденичем: «…этот договор, нарушающий высшие интересы русского государства, является, на мой взгляд, не допустимым и не имеющим ни (пропуск в тексте. – Л. П. ) юридической силы» [652] Там же. . Для Колчака была неприемлема сама мысль, что частью территории великой Российской империи придется пожертвовать. В то же время, понимая необходимость участия финнов в походе на Петроград, он 23 июня 1919 г. обратился к Маннергейму с предложением принять участие в этой операции и побудить к этому правительство Финляндии. Колчак считал, что для Маннергейма самым важным было то, что он являлся генерал-лейтенантом российской армии, и обратился к нему, как старший по чину – полный адмирал, к нижестоящему по рангу с напоминанием: «Я прошу Вас, генерал, принять это мое обращение, как знак неизменной памяти русской армии о Вашем славном прошлом в ее рядах и искреннего уважения к национальной свободе финляндского народа» [653] Там же. С. 128. .