Оливье Гез - Исчезновение Йозефа Менгеле
- Название:Исчезновение Йозефа Менгеле
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ИД «Книжники»
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-906999-41-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Оливье Гез - Исчезновение Йозефа Менгеле краткое содержание
Исчезновение Йозефа Менгеле - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В конце 1940-х Буэнос-Айрес превращается в столицу отбросов павшего черного режима. Здесь и нацисты, и хорватские усташи, сербские ультранационалисты, итальянские фашисты, венгры из «Скрещенных стрел», румынские легионеры из «Железной гвардии», французские вишисты, бельгийские рексисты, испанские фалангисты, католики-интегристы; убийцы, пыточных дел мастера, авантюристы – призрачный Четвертый рейх [12] Усташи – хорватская ультраправая клерикальная организация; «Партия скрещенных стрел» объединяла венгерских национал-социалистов; легионерами в Румынии называли военизированную часть ультранационалистической партии «Железная гвардия»; вишисты – сторонники коллаборационистского правительства во Франции, чья резиденция располагалась в г. Виши; рексисты (от лат. Christus Rex – «Царь Христос») – фашистское движение в Бельгии; фалангисты – сторонники «Испанской фаланги», ультраправой партии, продержавшейся у власти до 1975 года под руководством генерала Ф. Франко; католики-интегристы – движение в католичестве, в 1930-х годах резко противопоставившее себя «католикам-либералам» и «католикам-социалистам».
.
Перон лелеет своих головорезов. В июле 1949-го он амнистирует тех, кто приехал сюда с поддельным паспортом, и иногда принимает их в Каса Росада.
В ту ночь сливки этих отбросов встречаются на яхте, стоящей в порту.
Это теплая декабрьская ночь, безлунная; гудят штаги под порывистым северным ветром; Грегор, следующий за Сассеном вдоль набережной, видит ряд прогулочных яхт. «Кентавр», – шепчут двое мужчин на ухо гориллоподобному охраннику, который тщательно их обыскивает; ему помогают еще трое таких же громил. Голландец и немец взбегают по мосткам «Фолькена» и проходят на прокуренный ют, откуда уже слышен шум голосов – мешанина испанского и языков Центральной Европы.
Сассен охотно берет бокал пива, поднесенный ему пухленькой дамочкой; Грегор ограничивается тем, что пьет немного воды. «А тебе везет, – вскользь бросает Сассен, – нынче вечером тут отборная публика». Он показывает ему на человека, спрятавшегося за остроконечной бородкой и темными очками в черной металлической оправе: это Анте Павелич, хорватский поглавник (восемьсот пятьдесят тысяч убитых сербов, евреев и цыган), окруженный толпой усташей; Симон Сабиани, бывший «мэр» Марселя, заочно приговоренный во Франции к смертной казни, и его друзья из Французской народной партии; Витторио Муссолини, второй сынок дуче, рядом с Карло Скорцей, бывшим генеральным секретарем фашистской партии; Робер Пенсмен, руководивший милицией в Арьеже; Эдуард Рошман, «рижский мясник» (на его совести тридцать тысяч убитых латышских евреев), – «ну этот, как всегда, под мухой»; физик Рональд Рихтер – «президентский любимчик; пообещал ему первым сделать ядерный синтез. Перон отдал в его распоряжение целый остров на озере в Патагонии, чтобы тот продолжал свои исследования». Руделя пока нет, но опаздывать не в его правилах.
Сам Грегор ни с кем не знаком, кроме Копса, Шваммбергера и еще здоровяка в коротких штанах для гольфа, с которым они столкнулись у иллюминатора, – какая встреча, юрист Герхард Бон, директор-распорядитель программы умерщвления «Т-4» (два миллиона стерилизованных, семьдесят тысяч инвалидов, отравленных газом), Грегор много раз встречался с ним в Освенциме. Он продвигается, чтобы поздороваться с ними, но тут собрание умолкает. Все замерло. Четверо человек взбираются на импровизированную трибуну: аргентинский полковник, «Фульднер и Фройде-младший, наши ангелы-хранители» и некто лет сорока в костюме-тройке и галстуке-бабочке. «Бельгийский болтун, – улыбается Сассен, – мсье Пьер Дэ»; он и берет слово.
За несколько месяцев до этого дня Дэ участвовал в создании в Буэнос-Айресе центра националистических сил – группировки, объединившей рексистов, фашистов и усташей и провозгласившей своей целью стереть с лица земли американский капитализм и русский большевизм, ратуя за «христианскую» амнистию для военных преступников, брошенных в разные европейские тюрьмы. Континент не может позволить себе остаться без таких опытных бойцов накануне третьей мировой.
Дэ разглагольствует о грехопадении человека, убийстве Авеля Каином и вечной братоубийственной войне, которой человечество заражено с самого сотворения мира. «Гнусный космополитичный материализм, отрицающий существование Бога, – вот он, враг, вот корень всех наших зол! – бушует ревностный католик. – Нам надо объединить наши семьи, чтобы победить в бою. Никто и ничто не встанет на нашем триумфальном пути, когда мы примирим нацизм с христианством…» Слушатели свистят и аплодируют, Дэ ликует и продолжает с присущей ему гнусавостью: «Сиятельный президент Перон, кому мы обязаны свободой, сделал это примирение своей миссией. И давайте поможем Аргентине стать в этом полушарии противовесом Соединенным Штатам. Это лишь начало, друзья мои. Скоро русские и американцы сойдутся в смертельной схватке. В прошлом году берлинский блок едва не рухнул. Сегодня во всех четырех сторонах света множатся очаги напряженности. Так наберемся же терпения, будущее за нами, мы вернемся в Европу…»
Сассен крепко хватает Грегора за руку, шепча ему, что нужно подняться на палубу, он представит ему «парочку очень дорогих друзей».
«Oberst Рудель», – бормочет приземистая тень.
«Мальбранк», – шепчет второй голос, подружелюбней.
Жерар Мальбранк. Ну наконец-то.
15
Иногда Грегору мечтается: вот он садится на пассажирский корабль, отплывающий в Гамбург, или всходит на торговое судно, груженное красным маисом и фиолетовым льном, и они привезут его к Ирене. Усевшись в портовом бистро в третье воскресенье перед Рождеством, он написал ей письмо, какого сам от себя почти не ждал. Никогда еще он не выражал с таким пылом своей страсти, никогда так отчаянно не сожалел о том, что ее нет рядом, все твердя и твердя об их общих воспоминаниях, тысячах ночей любви, о роскошном лете в Освенциме, о рождественских каникулах, когда он возвращался с фронта и они лежали вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, и о том, как в заснеженных лесах на ее золотевших волосах таяли последние хлопья снегопада, и он снова в который раз зовет ее к себе и в который раз умоляет ее переплыть Атлантику. В ответ Ирена прислала ему фотографию Рольфа в коротких кожаных штанишках, с пожеланием счастливого 1950 года, и только, и еще посоветовала купить собачку, чтобы одиночество не было таким горьким. Странно, но он поспешил именно так и сделать, он подарил сам себе щеночка, окрестив его Генрих Лев. Это Ирена своим письмом навеяла ему имечко: так звали одного американского предка – Гарри Лайонс, – потом онемечившегося, вот же находка! И так же звали основателя Мюнхена – Генрих Лев, князь-колонизатор, герцог Баварский и Саксонский, пес Грегора.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: