Борис Акунин - Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец

Когда царизм при Александре III решительно отказался от любых конституционных проектов, революция, с одной стороны, отсрочилась, с другой стала неизбежной. Ход истории можно притормозить, но повернуть его вспять нельзя. Самодержавный способ правления в новом веке станет анахронизмом. Как известно, ни одна из архаичных империй не переживет макрокризиса, вызванного мировой войной, и самая жесткая монархия, романовская, взорвется с наибольшим грохотом.

Однако революции неодинаковы по степени разрушительности: революция пролетарская много радикальней (и соответственно кровавей) буржуазно-демократической.

Но для того, чтобы победу над абсолютной монархией одержала буржуазия, она должна быть сильной и многочисленной, включая в себя широкий спектр средних и мелких собственников. Российский капитализм развивался иным путем. Мы видели, как этот процесс складывался в деревне, где фермеры-«кулаки» составляли очень небольшую часть крестьянства, а основная масса, по ленинскому определению, была «пролетариями и полупролетариями».

В промышленности ситуация была еще взрывоопасней. Деньги и средства производства скапливались в руках количественно небольшой группы предпринимателей, и в описываемый период никаких политических планов они не вынашивали, озабоченные только борьбой за прибыль.

Буржуазия возникла в России, во-первых, очень поздно, а во-вторых, так и не сложилась в класс, сознающий свою силу и преследующий консолидированные цели.

Причин тому две.

В стране всегда было очень мало частных денег. Коммерческие банки и акционерные общества появляются только во второй половине девятнадцатого столетия. Долгое время главным инвестором продолжает оставаться государство, частный же капитал поступает в основном из-за рубежа. В таких условиях капитализм растет не снизу, «от корней», а сверху. Кто сорвал у государства заказ на строительство железной дороги, тот и магнат. Кто сумел заинтересовать промышленным проектом французских или английских акционеров, тот и заводчик. Поэтому монополии возникали быстрее, чем в промышленно развитых странах, где это было естественной стадией укрупнения капиталов. Россия, можно сказать, «перепрыгнула» через ступеньку среднего предпринимательства. Это, конечно, не означает, что средней и мелкой буржуазии не было, но большим классом она так и не стала — во всяком случае достаточно большим, чтобы в 1917 году удержать власть.

Кроме того крупные предприниматели представляли собой очень пестрое сообщество, которому было трудно объединиться из-за существенной разницы в социальном происхождении, культурном уровне и прочности сословных перегородок.

Можно выделить несколько характерных типов российского капиталиста — в зависимости от корней их богатства.

По-новому заработали «старые деньги», принадлежавшие тем аристократическим семействам, которые исторически строили свое благополучие не на землевладении, а на промышленных интересах:. Таковы были, например, Демидовы, Строгановы, Шуваловы.

Павел Павлович Демидов (1839–1885), потомок тульских оружейников, прожил жизнь гран-сеньором, поражая Европу своим расточительством. В прибавку к отечественному графскому титулу он купил еще итальянский, стал князем Сан-Донато. Сочетался браком с той самой Марией Мещерской, на которой мечтал жениться будущий Александр III. Строил дворцы, коллекционировал произведения искусства, играл на рулетке — одним словом, вел не капиталистический, а скорее аристократический образ жизни, однако на своем уральском металлургическом заводе первым в России наладил выплавку бессемеровской стали и стал производить из нее рельсы, завоевав лидерство в этой сверхприбыльной отрасли. Правда, наследники рано умершего П. Демидова делом интересовались мало, и к началу следующего века былая империя, не выдержав конкуренции, пришла в упадок.

У части дворянства предпринимательские таланты обнаружились по необходимости — эмансипация заставила. Не все бывшие помещики просто проживали выкупные деньги. Примерно пятьдесят тысяч дворян использовали накопленные средства в качестве стартового капитала. Многие разорились, но кому-то удалось и добиться успеха, в том числе значительного.

В качестве примера можно привести князя Вячеслава Николаевича Тенишева (1843–1903), которого за кипучую энергию и деловую хватку прозвали «американцем».

Получив в Германии инженерное образование, он в двадцатишестилетнем возрасте открыл в Петербурге свой первый, очень небольшой завод, обслуживавший железнодорожное строительство. Через несколько лет, сильно разбогатев, построил уже крупное предприятие — Брянский железоделательный комбинат, где выплавлялась треть российской стали. Входил в правление двух больших банков, создал одну из первых русских электротехнических компаний. Во время Всемирной Парижской выставки 1900 года, где все страны в канун нового века демонстрировали свои технические достижения, Тенишев был генеральным комиссаром от России.

Свои огромные средства он щедро жертвовал на общественные нужды: потратив полтора миллиона рублей, создал лучшее в империи коммерческое училище, названное «Тенишевским», а еще четверть миллиона вложил в «Этнографическое бюро», первый в России научно-исследовательский институт по изучению проблем крестьянства.

Появились удачливые капиталисты и из числа быстро сориентировавшихся чиновников, которым помогло их служебное положение.

Николай Иванович Путилов (1820–1880), один из выдвиженцев великого князя Константина Николаевича, сначала строил корабли «за жалованье», имея чин и состоя на казенной службе. Набравшись опыта и заведя связи, получил от государства кредит на строительство четырех металлургических заводов. При своей жизни первый Путилов успел создать знаменитый завод, впоследствии носивший его имя, и построить столичный морской порт, формально числясь чиновником и дослужившись до генеральского чина.

Наследники Николая Ивановича развернули его и без того колоссальное предприятие в целую империю.

Особый разряд крупных капиталистов составляли уже упоминавшиеся «железнодорожники» — предприниматели, нажившие огромные состояния на этом высокодоходном и высокорискованном бизнесе.

Пионером, предметом зависти и образцом для подражания был железнодорожный магнат Павел Григорьевич фон Дервиз (1826–1881). Не имея собственных средств, он получил первый заказ (концессию) на строительство трассы Москва — Рязань в 1864 году благодаря протекции министра финансов Рейтерна, своего старинного приятеля (они вместе учились в лицее).

Modus operandi у фон Дервиза был незамысловат. Он выставлял искусственно завышенные расценки на строительство и клал разницу себе в карман. Например, на линии Коломна — Рязань работы обходились в 40 тысяч рублей за версту, а в смете значилась цифра 62 тысячи. На одном этом заказе фон Дервиз нажил полтора миллиона. И это было только начало.