Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

«Хроника текущих событий» (1972, выпуск 26) писала: «14 мая на одной из площадей Каунаса под лозунгом „Свободу Литве“ совершил самосожжение выпускник средней школы, сын преподавателя одного из вузов Ромас Каланта (1953 года рождения). Трое его товарищей окружили горящего и не давали никому к нему подойти. Они были арестованы, и им было предъявлено обвинение в „умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах“ (в УК РСФСР это статья 102). Имена их „Хронике“ пока не известны. Р. Каланта скончался в больнице через несколько часов. Похороны были назначены на 18 мая. За несколько часов до назначенного времени тело было тайком вывезено из морга и похоронено. Люди, пришедшие на похороны, пошли на место самосожжения. Собралась очень большая толпа. Милиция стала разгонять ее. Собравшиеся оказали сопротивление. По слухам, погиб один милиционер. После этого были вызваны десантные войска, которые разогнали собравшихся. „Беспорядки“ продолжались и 19 мая. Многие были задержаны. Некоторые получили по 10–15 суток за „мелкое хулиганство“. Против нескольких человек возбуждено уголовное дело.

28 мая во время ярмарки на базарной площади г. Варена Стонис (1949 года рождения; сантехник) и три его товарища вывесили национальный флаг. Товарищи Стониса были сразу же схвачены милицией, ему удалось уйти. На следующий день на той же площади он совершил самосожжение. Умер он 10 июня в военном госпитале. Похороны проходили под надзором милиции и КГБ. Во время похорон все дороги в Варену были заблокированы. 3 июня на одной из улиц Каунаса (площадь, на которой совершил самосожжение Каланта, охраняется) сжег себя по тем же мотивам Андрюшкявичус (1912 года рождения; рабочий). Умер он на следующий день в военном госпитале. Похоронен был милицией тайно, в неизвестном месте. 10 июня на улице Капсукас пытался совершить самосожжение Заличкаускас (1910 года рождения; рабочий), но был схвачен. Сейчас он находится в военном госпитале».

По всей Литве шли посадки по дурдомам, люди сваливали в другие города, в том числе в Таллин, где обитала целая группа литовских беженцев. Другая часть беженцев прибыла из Москвы и Питера: пипл тоже спасался от дурдомов, которые им грозили по случаю визита в СССР американского президента Ричарда Никсона. Известно, что в США хиппи выступали против Никсона как разжигателя вьетнамской войны. Советские власти собственным хиппи тоже не доверяли: кто знает, что могут выкинуть эти больные на голову?

В обеих столицах, которые заокеанский гость должен был посетить, фасады зданий на центральных улицах красили до второго этажа (выше якобы из окна автомобиля не видно), а ненадежный народ пытались рассадить по дурдомам. Люди валили в Таллин отсиживаться. По весне в городе высадился целый десант. Среди новых гостей здесь появились такие персонажи, как Диверсант, Джонни, Сережа Зимин, Юра Федоров, Клёпа, Сережа Дурак, Сержант, Монро, Сеня Скорпион, Вася Лонг, Саша Ермаков… К сожалению, всех не упомнить — столько воды утекло!

Зачастили и уже знакомые нам питерцы: Лео, Женя Кричман, Жгиров, Кирилл Воскресенский, Гена Зайцев [13] Геннадий Зайцев (р. 1954) – один из первых хиппи в СССР, основатель (совместно с братом Владимиром) и первый президент легендарного Ленинградского рок-клуба. , Меланья… Нарисовалась даже хипповая троица из Тбилиси: Гурам, Шота и Наина. Гурам утверждал, что они единственные хиппи во всей Грузии. Хотя грузины, по его словам, вовсе не считали себя частью СССР (даже якобы в аэропорту объявляли: «Внимание, объявляется посадка на рейс в Советский Союз, по маршруту Тбилиси — Москва), к проявлениям западного либерализма в виде потертых джинсов и длинного хайра у мужчин они относились крайне не толерантно. Вот троица и перебралась в Эстонию — поближе к реальному Западу.

В те времена под Таллином находился известный по всему Союзу рыболовецкий колхоз им. С. М. Кирова. Тут были очень крутые зарплаты, а для колхозников устраивались шумные и дорогостоящие мероприятия. По «Песочнице» прошел слух, что в этом колхозе будет рок-концерт с бесплатным пивом по случаю летних Дней молодежи. Но когда наша десантная рота высадилась на кировском побережье, никаких предполагаемых позиций мы не обнаружили: ни рок-концерта, ни пива. Пипл угрюмо переминался с ноги на ногу в ожидании обратного автобуса. Папирос тоже не было. А курить хотелось! Неподалеку от остановки, на пригорочке, разложила скатерть с напитками и закусками компания местных рыбарей. Я решил стрельнуть у них сигаретку. Не успел я еще подойти, как мне уже машет человек из их команды:

— Эй, ты кто? Давай сюда!

— Я… литовец! Хочу курить.

— А выпить не хочешь?

После первой стопки сразу же пошла прана по сосудам.

— Ты что тут делаешь?

Я сообщил, что скрываюсь от советской власти за участие в народном восстании:

— Каунас, революшн, баррикадас!

— А твоя компания там, на остановке, — тоже литовцы?

— Да, литовцы! Мы должны были встретить здесь наших эстонских друзей, но как-то потерялись…

— Ну так зови своих приятелей сюда!

Через пять минут вся наша тусовка, которую я оперативно предупредил про «литовскую революцию», сидела вокруг импровизированного стола. А водки — залейся. Сразу видно: колхоз-миллионер. Эдика от такой наглости даже немного заколбасило:

— Вова, карэн уркас вырубонас! — обращается он ко мне (Карэн — это наш знакомый урка), намекая, что пора бы и честь знать, а то ведь местные могут и не понять юмора.

— Герай, баррикадас но пасаран!

Ну как отсюда уедешь, когда только-только появились белокурые девахи-рыбачки — налетели щебечущей стайкой на наш издержавшийся гаубичный взвод. Я решил остаться вместе с герлами. Как оказалось, правильный был выбор. Они отвели меня на местную дискотеку, представив своей клике литовским революционером из Каунаса, только что с баррикад. Народ проявил недюжинную солидарность, тосты только и опрокидывались под «No pasaran!». Я чувствовал себя прямо-таки Оводом. В довершение ко всему одна из русалок затащила меня к себе на чердак, на сеновал. Правда, с утра имела место быть немного стремная сцена. Подруга повела меня вниз, в дом — познакомить с семьей, накормить завтраком. Ее папа, голый по пояс усатый амбал, посмотрел на меня с интересом:

— Ледукас? Литовец?

Я энергично закивал:

— Ледукас, ледукас!

И тут он что-то меня спросил по-литовски. Мне это стало ясно по интонации, но я ничего не понял. Да и вообще, кроме «герай», по-литовски ничего не знал.

— Герай!

Я ему кивнул с выражением «знаем, знаем» и тут же постарался что-то втереть по-эстонски, с якобы литовским акцентом. Главное — сбить папу с толку, а то, не дай бог, откроется история — сильный выйдет конфуз…