Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

— Ну что? Дать тебе еще лекарства?

— Да, давайте, — оживилась Блэк. — И еще моему приятелю, пожалуйста!

Еще раз покосившись на меня, проповедник вышел в другую комнату и через минуту вернулся, держа в ладони горсть зеленых горошин:

— Вот, вам тут хватит на некоторое время. Очень хорошее лекарство…

Что за лекарство, как называется, каковы дозы, эффекты, последствия — все это осталось за кадром. Мы с Блэк вышли на улицу, разделили урожай. Теперь нужно было его попробовать, узнать, что это за вещество, и попытаться продать его на черном рынке за бешеные деньги — так, по крайней мере, мне тогда представлялось. Но у кого узнать? Первым делом я обратился к своему знакомому фарцовщику Юре Саркисяну. Юра промышлял у гостиниц «Интуриста» шмотками и валютой, говорил по-фински и был знаком с массой иностранцев. Уж он-то наверняка должен знать толк в таких новомодных вещах!

Встречаюсь с Юрой, конспиративно спрашиваю:

— Наркотики нужны?

У него аж челюсть отвисла. Не ожидал, видимо, от тинейджера такой прыти.

— А что, есть? Можно посмотреть?

— Да вот, — говорю, — перепало по случаю от одного морячка…

«Морячка» — это чтобы проповедника не засвечивать. Ну и для легенды тоже: мол, пришел из загранки морячок, привез наркоты. Это вам не болоньей итальянской торговать! Показываю Юре горсть зеленых каликов [10] Таблетки ( сленг ). , штук двадцать. Он берет одну горошину, внимательно ее крутит перед глазами, нюхает, пробует на язык.

— Дай мне несколько штук, я узнаю…

Отсыпаю ему пять-шесть горошин. Через пару дней встречаемся снова.

— Ну, — говорит Юра, — это очень сильный наркотик. Смесь опиума и кокаина.

— Ух ты! И сколько стоит?

— Думаю, где-то чирика полтора за штуку. Возможно, и больше.

— Так что, толкнем?

— Можно. Только я сам сначала попробую, как действует.

— Ну давай. Потом мне расскажешь. Чтоб зря вещество не переводить…

Иду я после нашей встречи и в уме деньги считаю. Сколько ж это выйдет, если всю горсть загнать? Сотни полторы, а то и больше! Надо бы проповедника еще растрясти. Только в следующий раз пойду один, без Блэк. Дай-ка, думаю, зайду в Томпа. Может, кому из хиппарей предложу. Пусть тоже протестируют, на всякий пожарный… Захожу в фойе — и тут же нарываюсь на Кристи с Кастрюлей.

— Привет! Как дела? Наркотики нужны?

— Что за наркотики? — В глазах ребят смесь ужаса и удивления.

— Да вот, знакомый фарцовщик достал. Смесь опиума и кокаина. Может, кому нужно?

— Покажи!

Достаю свою пригоршню. Зеленые горошинки в твердой оболочке. Выглядят очень сюрно.

— Дай попробовать. А то ведь непонятно, как они действуют…

Я выдаю каждому по штуке. Ребята глотают, не жуя. Стоим, курим, время идет. Пять, десять, пятнадцать минут.

— Что-то не тащит. Давай еще!

Выдаю еще по две штуки на брата. Не тащит. Через десять минут выдаю еще по две.

— Ну ладно, нам идти надо. Давай мы тебе потом расскажем, что было. Если затащит — найдем клиентов в полный рост!

При нашей следующей встрече они рассказали, как их потом затащило. Вернее, зарубило.

— Блин, я спал двое суток подряд, не поднимая головы! До сих пор башка туманная…

— И у меня туманная. Это что ж за кайф такой?

Юра тоже рассказал, что спал много часов подряд без задних ног:

— Странный наркотик. Больше на снотворное похож.

А это, как потом выяснилось, и было снотворное. Обыкновенный советский антидепрессант — элениум! Выдавался в дурдоме пациентам. Видимо, проповедник-то наш был из тех самых! Вот, блин, подкинул наркоты! А что же Блэк, на что смотрела? Такова была наша советская наивность.

Осенью 1971-го из Москвы впервые приехал в Таллин Юра Солнце [11] Юрий «Солнце» Бураков (1949–1992) – неформальный лидер московских и всех советских хиппи, диссидент, писатель. Сын крупного чина КГБ, старший брат комсомольского активиста. . Его в «Песочницу» привел Влад. У Юры были запорожские усы и длинные соломенные волосы, одет он был в широкий светлый плащ. Солнце с жаром рассказывал нам про события в Москве 1 июня 1971 года, во Всемирный день защиты детей. Московские хиппи решили тогда выйти на антивоенную демонстрацию, но менты их жестко запаковали, многих повязали, уволили с работы, отправили по дурдомам. В небе на востоке мелькнула зарница революции…

В первом самиздатовском информационном бюллетене «Хроника текущих событий» (1971, выпуск 20) писали: «1 июня в Международный день защиты детей юноши, называющие себя „хиппи“ и „длинноволосыми“, собрались во внутреннем дворе бывшего исторического факультета МГУ, чтобы идти демонстрацией к посольству США с антивоенными лозунгами. Как только их „лидер“ развернул плакат с английской надписью „Мэйк лав, нот уор!“ (традиционный лозунг хиппи: „Люби, а не воюй“) и они направились к арке, выходящей на ул. Герцена, он и остальные (около 150 человек) были окружены давно находившимися здесь же оперативниками и дружинниками. Демонстрантов погрузили в машины по такому принципу: наиболее волосатых — в „Волги“ и микроавтобусы, остальных — в обычные автобусы — и развезли по разным отделениям милиции.

Как будто за несколько дней до проведения задуманной демонстрации некто по прозвищу Солнце (авторитет среди московских „хиппи“) сообщил им, что демонстрация разрешена ВЦСПС. По слухам, сам Солнце во время задержания ребят во дворе университета был на Пушкинской площади, где также предполагалась демонстрация длинноволосых, но о ней „Хронике“ ничего не известно. О том, каким репрессиям подверглись „хиппи“, „Хроника“ сообщить не может — известно лишь о ряде случаев применения декабрьского Указа Верховного Совета 1963 г. „О мелком хулиганстве“, о случаях насильственной психиатрической госпитализации, о стрижке наголо наиболее волосатых, о профилактических беседах с „хиппи“ сотрудников КГБ».

«Пожарка» зажигала огни. Юра очень много пил и очень активно танцевал рок-н-ролл — настоящая звезда танцпола. Все девушки были его. Я поселил московского гостя в квартире у своего папы, с которым иногда можно было договориться. Юра протусовался в Таллине где-то с неделю, а потом уехал в Питер.

Я тоже съездил той осенью в город на Неве. Марка рассказала, что наш (мой бывший) класс собирается на ноябрьские праздники на экскурсию в Ленинград. Жить будут в какой-то школе, в спортзале. Я узнал у нее точный адрес и пообещал, что зайду в гости. В дорогу надел драные «левиса» с кожаными заплатами на коленях, синие резиновые сапоги с флуоресцентными кантами и поверх всего — желтую рыбацкую куртку с капюшоном. В общем, вид был как у китобойца северного флота. Когда я в таком наряде появился с утра пораньше в школе с одноклассниками, то вызвал настоящий шок. Я сказал Марке, что есть вариант прямо сейчас захипповать по полной программе, и она свалила со мной из группы, купившись на экзотику альтернативной программы, первым номером которой был мюзикл «Hair». Выбравшись из школы, я потащил Марку прежде всего к Лео. Его адрес сидел у меня голове: Ленина, 25–50. Но что 25 и что 50, я точно не помнил. Мы пошли сначала в дом 25, нашли квартиру 50. Я звоню. Дверь открывает молодая женщина.