Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

К обеду следующего дня в самом деле пришел представитель принимающей стороны, переписал быков и повел нас в отель. Это заведение располагалось в самом центре города, неподалеку от площади Ленина, где мы гуляли накануне. Наших попутчиков поселили в двухместный номер, а мне и Юльке дали по койке в комнатах с соседями. Мы сходили под душик, переоделись в цивильную одежду и отправились попить пивка в близлежащее кафе. Возвращаемся через пару часов назад в гостиницу и уже с порога чувствуем в холле какой-то невероятный шмон, словно в свинарнике.

— Чем это у вас тут так пахнет? — спрашиваю консьержку с легким наездом.

А та издевательским тоном отвечает:

— Как это «чем пахнет»? Это от ваших вещей, что вы в номере оставили, так несет! Вон ваши соседи уже отказались жить в одной с вами комнате, переселились в другие номера!

Ах, вот оно в чем дело! Ну так это же прекрасно: меньше народу, больше кислороду! Таким образом, мы с Юлькой остались в наших номерах поодиночке и теперь могли отрываться как угодно. Хотим — здесь сидим, хотим — там лежим. Зашли в гости к таллинцам. У тех в комнате, надо сказать, запашок — хоть святых выноси! Оно и понятно: двойная концентрация. Даже открытое окно не помогает. Правда, через минут пятнадцать, если еще курить, принюхиваешься, и можно даже чайку попить с сушками…

На другой день ближе к вечеру мы должны были уезжать домой. Пришли на вокзал где-то за полчаса до поезда, но тот (тут же все поезда транзитные) припозднился, причем весьма серьезно — часиков эдак на восемь. Вот это было попадалово! Номера в гостинице сданы, идти, в сущности, некуда. Разве что в привокзальный буфет. Но к десяти вечера он уже закрылся, а нам пришлось еще телепаться аж до четырех утра. На улице проливной дождь, в зале ожидания столько людей, что даже в мужском туалете народ лежит на газетах, подложив мешки под голову. Что было в женском, не знаю. Зато среди ночи сюда вломился еще целый цыганский табор: человек пятьдесят, не меньше, с детьми, тюками и прочей атрибутикой. Духота чудовищная, накурено — топор виснет, ругань стоит — уши вянут, да еще чавалы пристают с гаданием: «Позолоти ручку, правду скажу!»

Поезд брали штурмом, как в Гражданскую. Ну слава богу, вроде как влезли. Правда, в общаке — на транзитных станциях купейных практически не бывает, а плацкарты давно распроданы. Тоже не сахар, но хоть с каждым часом ближе к дому…

В Таллине гульба, естественно, продолжилась. Потребление высшего водорода шло по нарастающей. Как-то раз я сильно заквасил с Дмитрием [170] Дмитрий Петряков (р. 1959) – таллинский мистик, писатель, художник, мастер восточных единоборств, международный судья высшей категории по кикбоксингу. Руководитель таллинского Шаолиньского клуба. — членом нашего Азиатского буддосуфийского клуба верхолазов, куда также входили Аарэ Плохой, Эдик Малыш, Йокси, Толик Белов, Ычу, Джуга, Гена и еще ряд криптомуршидов [171] Тайные ученики шейхов. . Мы с Дмитрием вместе учились в педагогическом, он курсом младше меня, в одной группе с Володей Будкевичем, который тоже таки предпочел высшую школу хипповой вольнице. Дмитрий, как истинный апологет пустого сознания, любил кураж и крепкие напитки, но и от пива не отказывался. Порой, как и я, он попадал в смешные истории.

Вот одна из них, произошедшая незадолго до нашего совместного мероприятия и рассказанная самим Дмитрием: «Я как раз приобрел себе новый джинсняк (кажись, „левиса“), и пошли мы их обмывать. Затарились в алкогольном магазине, что был по Нарвскому шоссе, в коричневом доме напротив перекрестка на Крейцвальда. Взяв штуки четыре бомбы, мы спустились в подвал этого же дома. Там все и оприходовали. Естественно, приходнулись. Тут одна из девиц захотела примерить мои новые „левиса“. Я дал. Ей в самую пору.

— Ну а ты в мое платье не влезешь, — сказала она.

— Влезу.

Влез.

— Ну ладно, — сказала она. — Мы тут отлучимся ненадолго. Подожди, мы скоро придем.

Я долго ждал. Потом вышел в одних трусах на улицу, стал искать телефон, чтоб хоть кому-нибудь позвонить. Жильцы вызвали упаковку. Я уходил от ментов с платьем в руках, перескакивая босиком через бетонные заборы. Перепрыгнув через один из них, приземлился в битые стекла и захромал к подъезду какого-то деревянного дома, оставляя сзади кровавую дорожку. Менты нашли меня на чердаке по кровавым следам в одних трусах и с платьем в руке. Сначала отвезли в травмпункт, где мне наложили на пятку множество швов, потом — в вытрезвитель на Мичурина. Но… это уже другая тема. Через день я обменял платье на джинсы.

— А мне показалось, что мы всего минут пятнадцать отсутствовали, — изумленно сказала при обмене одежды та девица…»

Когда нас уже совсем хорошо развезло, я потянул Дмитрия к Юльке: мол, бухнем еще, теперь с закуской. Она жила в желтом доме на Палдиски-маантеэ, где в те времена располагался магазин «Молдавия». Мы затарились молдавским и бодро взлетели на пятый этаж. Но, несмотря на настойчивые звонки, дверь в квартиру не открывали. У меня в пьяном мозгу стала вырисовываться конспирологическая картина страшной неверности: вот мы тут звоним, а Юлька, быть может, трахается в задней комнате с любовником и никак нас запускать к себе в домашний уют не желает!.. В голову пришла шальная мысль: ломать дверь. Я предложил приятелю прямо на месте провести воркшоп по карате — отработку ручного боя в технике «железный кулак». Хлебнули еще молдавского — и за дело. Мы по очереди наносили удары кулаком в область замка с целью пробить дыру и, просунув руку, открыть дверь изнутри. Киай! [172] Боевой выкрик в карате. Уже через пару минут после начала представления на лестничной площадке появились первые соседи:

— Это что здесь происходит?

— Осади, тетя, тут идет серьезный разговор… Киай!

Тетя, разумеется, тут же вызвала милицию. Дмитрий, поняв, что разговор в самом деле может стать серьезным, пытался меня утащить вниз, на улицу, но я упорно продолжал бой с дверью:

— Ты вали, меня не жди. Я вот сейчас открою дверь, и в квартире меня уже не возьмут — Юлька не выдаст…

Когда наряд заламывал мне руки, рядом с замком уже зияла серьезная брешь. Повезли меня не в вытрезвитель, а прямо в КПЗ. Бросили в темную каменную одиночку, в замке тяжело звякнул массивный железный ключ. Ну и что теперь? Хмель сошел мгновенно, голова лихорадочно стала просчитывать альтернативные варианты. Из института теперь точно попрут — как Дмитрия за его платье в горошек. Я глянул в маленькое решетчатое окошко. Одинокий страж тупо сидел на лавке, скучая. Видать, из азиатов: широкие скулы, узкие глаза. Наверняка мусульманин…

— Эй, брат, ты мусульманин?