Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

В какой-то момент родственники жены Юри, которым принадлежал хутор Уку, решили его продать. Перед Рамом встала проблема переезда. Прежде всего нужно было найти новый дом. Этим делом занялся я. Дал объявление в газету и стал ждать. Через некоторое время начали приходить предложения. Не очень много, но все-таки. Я отобрал около десятка наиболее приемлемых, но ведь эти разбросанные по всей Эстонии дома нужно было объехать и лично осмотреть!

Как-то раз я поехал по очередному адресу вместе с Ычу. Его настоящее имя было Игорь Еробкин [187] Игорь Еробкин (1959–1983) – русский богемный поэт-авангардист. После принятия ислама полностью отказался от алкоголя, сигарет, наркотиков и поэзии, все время посвятив изучению арабского языка и Корана. Умер от сахарного диабета (подорвал здоровье в дурдомах и зонах). . Он происходил из очень странной семьи. Его папа был кагэбэшник, мама — балерина, а дедушка — начальник вокзала. В нашу компанию Ычу попал еще совсем тинейджером — невысоким, хрупким мальчиком в больших очках и со светлым хайром до плеч. Его взялась учить жизни старая хиппи Юля. Она возила постоянно обдолбанного, спящего на заднем сиденье «москвича» Игорька с собой на все тусовки и шустрежки. Время от времени она его будила, вмазывала в очередной раз, и Ычу снова зарубался до следующей остановки. В промежутках между отлетами он писал стихи:

Некогда, еще в начальной школе, Ычу ходил в один театральный кружок вместе с Йокси и Пепи. Потом он стал рьяным пионером, дошел до комсорга, но вдруг почему-то резко разочаровался в коммунистическом учении и перешел на радикально-критические позиции. Он впал в антисистемную антисоветчину, завел любовницу, свалил из последнего класса английской спецшколы, отрастил хайр, сел на иглу, поехал автостопом. За волосы ему частенько доставалось, в Азербайджане какие-то ублюдки однажды даже подвесили его за ноги, головой вниз. Доставалось и со стороны папаши-кагэбэшника, который постоянно стремился упрятать Игоря в дурдом на курс какого-нибудь сульфозина. Строгий папа полагал, что таким образом отучит свое чадо от вредных привычек и сделает из него настоящего человека.

Хутор, который нужно было посмотреть, представлял собой целый комплекс из жилого дома и хозяйственных построек типа хлева, бани и гаража. Бо́льшая часть территории вокруг хутора, который назывался Каазиксааре (Березовый Остров), была обсажена по периметру высокими березами и елями, скрывавшими внутреннее пространство от посторонних взглядов. В непосредственной близости от этого места, по счастью, никаких соседей не было; территория вокруг Каазиксааре являлась колхозным выгоном, так что сельскохозяйственные работы тут не проводились и колхозники не шастали. За лесочком, у поворота дороги, в полукилометре ходьбы от дома была автобусная остановка и располагался довольно приличный магазин, где продавалось все: от халвы, пряников и сметаны до сыров, колбас и рыбных консервов.

Сам дом представлял собой одноэтажную, с чердаком, постройку сорокалетней давности, метров сто площадью. В нем были четыре комнаты, кухня и кладовка. К дому примыкал небольшой сад с двумя десятками яблонь и ягодными кустами. Особенно подкупало, что это была не бревенчатая хуторская изба, а самый настоящий цивильный коттедж из досок, ярко-зеленого цвета, с большими окнами и застекленной верандой.

Нам обоим место очень понравилось, и мы решили прямо отсюда отправиться к Раму в Лангерма, не заезжая в Таллин. Каазиксааре находилось в десятке километров от Тюри — небольшого провинциального городка с орденской церковью XIII века. Отсюда до Рама проселочными дорогами было километров двадцать. Их предстояло пройти пешком. Около пяти вечера мы распрощались с хозяевами хутора, пообещав вернуться, и отправились в юго-западном направлении. Через полчаса пути нам попался брошенный у канавы велосипед, как оказалось, совершенно готовый к употреблению. Не пытаясь слишком долго рассуждать о том, кто, зачем и на сколько оставил тут свой двухколесный транспорт, мы посчитали этот аппарат подарком, посланным нам небом ради благого намерения обрадовать мастера неплохим вариантом нового места для ашрама.

Я сел в седло, Ычу пристроился сзади на багажнике, и мы двинулись. К счастью, гравия на дороге почти не было, педали крутились хорошо, а потом мы вообще выехали на асфальтированное шоссе. До Рама добрались часам к двум ночи. Он вышел на наш стук в дверь, весь заспанный.

— Мы нашли дом! — сообщил я ему радостно.

— О'кей. — Рам похлопал нас с Ычу по плечам. — Чай?

Переезжал на новое место Рам бурно. В Лангерма собрались полтора десятка помощников, в том числе приехали литовцы и питерцы. Вместе с агни-йогами Олегом и Тамарой, подарившими некогда Раму улей с роем, приехал Олег-барабанщик. Именно ему пришлось на этот раз на пару с Рамом тащить улей к машине. Одной из пчел Олег почему-то сильно не понравился (видимо, вибрации не те), и она стала упорно пытаться ужалить его в лицо. Тот, отмахиваясь, потерял равновесие, в результате чего улей упал на землю. Что тут началось! В мгновение ока Олег с Рамом оказались покрыты, словно живым мехом, жужжащей пчелиной массой. Барабанщик, стряхивая с себя насекомых, с криком бросился со всех ног в избу, Рам — за ним, а следом — и все остальные. Когда дверь захлопнулась, отрезая растревоженному рою путь в дом, Олег осмотрел всех собравшихся горящими глазами и вдруг бешено заржал. Другие тоже захихикали, а Рам почему-то страшно напрягся и сказал, что ничего смешного вокруг не видит.

До Каазиксааре наша кавалькада из нескольких машин, до предела нагруженных мебелью, хозинвентарем (вывезли с хутора все до нитки, даже до ягодки) и людьми, добиралась проселочными дорогами часа два. Весь прибывший народ остался в Каазиксааре на несколько дней, так как требовалось не только привести дом в радикально новое жилое состояние, но также проверить все хозяйственные постройки и, кроме того, высадить захваченные из Лангерма кусты и цветы.

Первым делом отремонтировали рамовский кабинет. Это была самая маленькая и одновременно самая уютная комната во всем доме. К ней примыкала кухня с четырьмя дверями: в кабинет, на улицу, в кладовку и большое помещение с печкой — каминный зал. Отсюда можно было пройти в еще одну большую комнату с тремя дверями: назад в каминный зал, на застекленную веранду и в маленькую квадратную комнатку, подобную кабинету, которая превратилась в парапсихологическую лабораторию. Из лаборатории в кабинет вела еще одна дверь. Таким образом, весь дом можно было обойти по кругу.