Наталия Сотникова - Музы героев. По ту сторону великих перемен

— Хочу замаскировать следы от укусов крыс в тюрьме Ла-Форс, — как бы оправдывалась она, намекая на перенесенные в заключении мучения. Совсем нелишне было лишний раз напомнить окружающим о своих страданиях во времена террора. Тереза с удовольствием каждодневно наглядно убеждалась в том, что стала царицей моды, ее копировали, ей подражали женщины всех возрастов, рискуя собственным здоровьем и бросая вызов «муслиновой» болезни. Чтобы хоть как-то обезопасить отважных прелестниц, художники привлекли такие элементы античных туалетов как гиматии и паллы [17] Гиматий – у древних греков верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани, наброшенного на хитон или пеплос; палла – древнеримское женское одеяние, квадратный или четырехугольный кусок ткани с вышивкой. , которые под влиянием стиля классицизма превратились в легкие шали с орнаментальной каймой. Но самый замечательный комплимент Терезе происходил от великого знатока людей вообще и женщин в частности министра Талейрана:

— Невозможно быть более роскошно раздетой!

И в любом образе за ней плыло облачко пьянящего аромата цветов померанца.

17 мая 1795 года, когда Тереза восседала в ложе театра Фейдо, у нее начались схватки, и через некоторое время на свет появилась дочь Тальена. Крестной матерью младенца стала близкая подруга матери, вдовая виконтесса Роза де Богарне, а потому девочку окрестили Роза Термидор Лора Жозефина. Ребенок не оказал благотворного влияния на семейную жизнь супругов Тальен; день ото дня она подвергалась все большим испытаниям, отнюдь не способствовавшим ее устойчивости. В то время как Тереза блистала в обществе и слыла несомненной законодательницей моды, положение Жана-Ламбера в политике становилось все более шатким. Термидорианский переворот так и остался наивысшей точкой его карьеры, о чем он регулярно напоминал гостям в салоне жены, в сотый раз пересказывая в лицах со всеми уже известными и поднадоевшими подробностями события 9 термидора. К тому же он был неотесан, малообразован и выглядел нелепо рядом со своей ослепительной женой. Тальен все реже выступал на заседаниях Конвента, и в широкой публике поговаривали о том, что республика идет неизвестно в каком направлении, потому что у ее кормила стоят посредственные люди типа него. Ропот в народе лишь усилился после лишений исключительно холодной зимы 1794/5 года.

Хотя жизнь Терезы теперь стала бесконечной вереницей балов, посещений театров и приемов, она никогда не переставала творить добрые дела. К ней шел непрекращавшийся поток прошений самого разного рода, как от аристократов, желавших возвратиться эмигрантов, так и от людей низкого звания. Она использовала не только возможности Тальена, но и своих многочисленных влиятельных знакомых и поклонников, направляя к ним просителей и настоятельно ходатайствуя не отказать в исполнении их просьб. Как писал в своих воспоминаниях депутат Антуан Тибодо, «ее царствование [в обществе] осушило много слез, насколько мне известно, сие никому ничего не стоило». Не существует ни одного свидетельства, что она брала деньги за свое содействие. Притом Тереза, истинная дочь своего отца, любила деньги, но, как отметил один из ее современников, «она любила деньги не как таковые, но за удовольствия, каковые можно было купить за оные».

Как-то влиятельный политик Баррас представил ей молодого, очень худого, болезненного вида длинноволосого мрачного молодого офицера, глаза которого, однако же, горели каким-то особенным блеском. Это был бригадный генерал Наполеон Бонапарт, отличившийся при взятии Тулона, где и познакомился с Баррасом. После этого героического эпизода он был назначен командующим артиллерией войск, действовавших в Италии. Вскоре все прочие генералы Итальянской армии, раздраженные его дарованием и независимой манерой держаться, добились того, чтобы его послали в мятежную Вандею. Наполеон ненавидел гражданскую войну и помчался в Париж, где выяснил, что, в довершение ко всему, его вместо артиллерии назначили в пехоту. Он попытался хлопотать об отмене этих несправедливых назначений, но председатель военного комитета даже не пожелал выслушать его доводы.

В течение нескольких месяцев ему пришлось оставаться в Париже без службы и средств к существованию (он питался всего один раз в день на 25 су), безуспешно обивая пороги военного ведомства. Ему подсказали, что будь он одет в приличную форму а не в обноски, хранившие на себе еще следы боев за Тулон, его хлопоты оказались бы более успешными. Прослышав о доброте гражданки Тальен, Бонапарт попросил Барраса ввести его в дом этой благодетельницы. Он обратился к ней с просьбой помочь ему обзавестись мундиром, по крайней мере, хотя бы новыми панталонами. Тереза направила его к начальнику по хозяйственной части 17-й дивизии Лефевру, снабдив запиской, в которой настоятельно ходатайствовала обеспечить подателя приличным мундиром. Через несколько дней Наполеон появился в ее гостиной, полной гостей, в новом, с иголочки, мундире, и она громко крикнула ему через весь салон:

— Ну, вот вы и получили свои панталоны!

Присутствующие разразились громким смехом, и можно предположить, что Наполеон испытал в этот момент не самые приятные ощущения. Тем не менее, он регулярно обедал у Терезы, о чем писал в письмах своей невесте, Дезире Клари. Ходили слухи (некоторые историки утверждают, что впоследствии их искусно распускала сама Тереза), будто она облагодетельствовала его не только мундиром. Но, зная нюх хозяйки дома на людей сильных и незаурядных, нельзя считать эти толки не имевшими основания.

Тереза тем временем решила несколько укрепить пошатнувшуюся репутацию мужа и замыслила сложную интригу, которая смогла бы обеспечить резкий поворот в его карьере. В темнице скончался малолетний так называемый Людовик ХVII, сын казненного короля, и тогда его дядя, носивший титул графа Прованского, находившийся в эмиграции, объявил себя королем в изгнании Людовиком ХVIII. В силу ряда причин, о которых распространяться здесь не стоит, граф Прованский сумел сделать себя весьма непопулярным, и даже его сторонники стали подумывать о замене этого претендента на престол другой кандидатурой. Тереза с некоторых пор начала исповедовать промонархические настроения. Как известно, в ее родной Испании правила династия младшей ветви Бурбонов, и ей пришла в голову мысль посадить на трон в случае реставрации монархии кого-нибудь из отпрысков испанского королевского дома. Тальен потихоньку начал сеять в головах своих коллег-депутатов сомнения по поводу пригодности графа Прованского для реставрации монархии, но зоркий глаз народа тут же заметил эти попытки, и по городу опять поползли слухи о шпионке, супруге депутата Конвента, а ее мужа стали называть «ласковой собачкой Терезы Кабаррюс».