Александр Бушков - Русский Шерлок Холмс [История русской полиции] [litres]

Купец показал письмо жене и сказал, что собирается заплатить. Супружница, несомненно, была и умнее мужа, и рассудительнее. Она резонно заявила: сегодня требуют тысячу, а получив деньги и увидев, что купец пугливый и покладистый, чего доброго, и три потребуют, а там и дальше тянуть примутся. И уговорила мужа идти в полицию.

Кошко решил устроить и поручить купцу передать Черному ворону конверт с нарезанной газетной бумагой, а когда вымогатель появится, брать.

План этот столкнулся с одной-единственной серьезной трудностью: перепуганный купец поначалу наотрез отказывался идти в назначенное время в назначенное место, твердя: а вдруг этот чертов разбойник, получив денежки, в него еще и пальнет? И слезно просил отыскать какую-нибудь «забубенную головушку», человека, который за вознаграждение пойдет вместо него. (Сразу вспоминается сцена из бессмертной комедии «Бриллиантовая рука», где Семен Семенович спрашивает у оперативника: «А нельзя ли, чтобы этот гипс поносил вместо меня кто-нибудь другой?»)

Кое-как Кошко его все же уговорил, сказав, что Черный ворон, судя по письму, несомненно, знает купца в лицо. И отправил агентов обследовать то самое место встречи, которое изменить нельзя. Оказалось, засаду будет устроить трудновато, место вымогатель выбрал очень удачно: поблизости нет ни трактира, ни лавки, ни единого дома, где можно спрятать агентов в подъезде или подворотне. Голая площадь и деревья…

Деревья… Вот на них Кошко и обратил внимание, потому что другого выхода не оставалось. Деревья, конечно, по зимнему времени голые, но раскидистые, ветвистые. В восемь часов вечера уже темно, а уличных фонарей так мало, да и свет они дают тусклый… Есть шансы.

Так что к назначенному сроку агенты, по выражению Кошко, «заняли свои птичьи позиции». Сам Кошко на дерево не полез, остался в конторе. Вскоре появились довольные сыщики и подробно все доложили: минут через пятнадцать после назначенного срока к купцу (нервно расхаживающему по площади и старавшемуся держаться поближе к тем деревьям, на которых сидели агенты) подошел мальчишка лет четырнадцати и, стараясь говорить басом, велел:

– Давай конверт!

Купец отдал. Когда мальчишка стал прятать конверт за пазуху, сыщики быстро посыпались с деревьев и в два счета его взяли. При обыске не обнаружили (кроме, разумеется, конверта) ничего – только три дешевые брошюрки – «Нат Пинкертон», одна из самых популярных тогда у непритязательного читателя бульварных приключенческих серий. Одна как раз была озаглавлена «Черный ворон», а на обложке нарисованы скелет, гроб и три свечи…

Мальчишка (ревевший уже в три ручья) оказался сыном замоскворецкого же лавочника, тоже небедного. Вызванные к Кошко родители ругали сынулю на чем свет стоит: то-то они стали замечать, что из кассы пропадают деньги… А теперь вон оно что! И обещали выдрать так, что на всю жизнь запомнит.

Явившийся благодарить за спасение купец, узнав все подробности, сделал вывод:

– А всему причиной – книги! Я и то моей Насте (дочь-гимназистка. – А. Б. ) говорю: не суши ты так мозги! Да с ней разве сладишь? Начиталась этих самых… как их?.. Романов, а там, того и гляди, сбежит из дому с нашим старшим приказчиком Савельевым…

Купец был явно ума невеликого, но, что интересно, никак нельзя сказать, что в данном случае он говорил что-то глупое.

Ничего подобного. Во-первых, причиной, подтолкнувшей мальчишку разыграть грозного разбойника, и в самом деле были книги. Во-вторых, не такой уж редкостью были случаи, когда впечатлительные девицы, начитавшись «чувствительных» романов, сбегали из родительского дома, иногда – с кем попало.

Несколькими годами ранее Кошко и самому приходилось расследовать подобную историю – еще в Петербурге, когда он был заместителем начальника тамошней сыскной полиции Филиппова. К нему пришел некий сенатор (его фамилию Кошко опустил) по щекотливому делу, которое он просил держать в секрете.

– Видите ли, у меня сбежала дочь, – и он сделал паузу. – Это бы еще куда ни шло! Мало ли бывает: молодость, романы, любовь и подобные бредни. Но несчастье в том, что выбор моей дочери пал черт знает на кого. Ну, будь там какой-нибудь корнет, гусар, адвокат, артист, наконец, готов примириться на длинноволосом студенте, а то, подумайте, кучер!

Кошко взялся за дело. Кучера разыскали без особых хлопот: имя знал сенатор, а адрес – адресный стол. Доставили к Кошко. Бородатый малый держался довольно нахально: заявил, что ему все равно, согласен сенатор или нет – они с Наташей обвенчаны законным браком, и нет такого закона, чтобы разъединить насильно жену с венчанным мужем. В каком именно приходе их венчали и какой поп, он не помнит – вот не помнит и все, память вдруг отшибло. Хотите – ищите сами.

Обормот был прав: не было такого закона, да и девица оказалась совершеннолетней. Пришлось отпустить. Приехавший сенатор, узнав о нежданном зяте, схватился за голову, подумал и грустно сказал:

– Ну, раз дело дошло до свадьбы, то тут не поможешь. Одно осталось: пообтесать как-нибудь этого болвана да пристроить куда-нибудь в глухую провинцию на службу. Другого выхода у меня нет. Будьте добры, забудьте эту грустную историю и прекратите производство по этому делу…

Плохо он знал Кошко, не привыкшего опускать руки и в ситуациях посложнее. Сыщики уже три дня проверяли по приходам церковные книги, ища запись о венчании. Церковный брак в России в те времена имел огромное значение, однако оставалась лазейка: действительным он считался лишь в том случае, если решившие обвенчаться представляли определенный набор документов. Если его в данном случае не было…

Вскоре агенты выяснили: означенная пара и в самом деле обвенчана настоятелем церкви Литовского тюремного замка отцом Владимиром Воздвиженским. Вот только вопреки строжайшим правилам в книге не упомянуты необходимые документы. Мало того, запись перечеркнута, а на полях другим почерком написано: «Записано по ошибке».

Кошко сразу предположил: узнав, чья дочь обвенчанная им девица, прослышав о полицейском расследовании, священник струсил и зачеркнул запись. Вызванный на допрос, он заявил: мол, по неосмотрительности сделал запись заранее, но, когда молодые не представили документов, венчать отказался и запись перечеркнул.

Вообще-то это могло оказаться правдой. Вот только сыщики к тому времени накопали на священника немало интересного: постоянные кутежи, порой переходящие в сущие оргии, карты, женщины… Так что Кошко решил работать дальше.

Приписка на полях была сделана почерком отца Владимира, а сама запись – другой рукой. Автора быстро установили: пономарь той же церкви Афонов, постоянный собутыльник батюшки. Сгребли и доставили. В отличие от «босса», пономарь оказался жутким трусом и, стоило его припугнуть каторгой, моментально раскололся, как сухое полено. Оказалось, венчание все же было, жених никаких документов не представил вообще, а у невесты нашлась только абсолютно негодная в данной ситуации какая-то визитная карточка с рекомендательной надписью, но она вручила батюшке три тысячи рублей… Свидетелями при венчании были он, Афонов, и тюремный сторож Иванов. Обоих арестовали, в сыскную полицию вновь вызвали отца Владимира.