Наталия Сотникова - Король-Солнце Людовик XIV и его прекрасные дамы

Можно сказать, что Констан был неверующим, меняя свои религиозные убеждения как перчатки; Жанна же была преданной католичкой. Естественно, в ту эпоху борьбы с Реформацией католики стремились всеми силами направлять заблудших протестантских овечек на путь истинный. Жена губернатора города, баронесса де Нёйан, на основании какого-то отдаленного родства взялась за организацию крещения новорожденной, дабы ничто не препятствовало спасению невинной души младенца. Крестной матерью стала девятилетняя дочь баронессы, Сюзанна, будущая маршальша де Навай.

Нежеланный ребенок представлял собой настоящую обузу для Жанны, и это навсегда определило напряженные, лишенные тепла отношения между дочерью и матерью. До трех лет девочка, по обычаям того времени, была отдана под опеку кормилицы в крестьянскую семью. Далее Жанна д’Обинье решила отправиться в Париж, дабы ходатайствовать там об освобождении мужа, и девочку согласилась забрать сестра Констана, Луиза-Артемиза де Виллетт (вторая сестра, Мария, к тому времени уже скончалась, и причитающееся ей по завещанию имущество отца отошло к ее детям).

В этой семье гугенотов в поместье Мюрсе Франсуаза прожила до восьми лет, и у нее остались самые теплые воспоминания о тетке и кузенах, трех девочках и мальчике. Луиза-Артемиза относилась к маленькой Бинетте (уменьшительное от ее фамилии) точно так же, как и к родным детям. Двоюродные сестры обучили ее чтению, брат – началам арифметики. Тетка понимала, что судьба сулит Франсуазе в будущем либо монастырь, либо брак с каким-нибудь бедняком, а потому не была склонна баловать девочку. Племянницу одевали в платья из грубой хлопчатобумажной или шерстяной ткани, полотняные чепчики и шали, уже основательно выношенные старшими по возрасту дочерьми. Новыми были только сабо на вырост, в которые заталкивали солому, дабы они не спадали с ее детских ножек. Огонь в очагах разжигали нечасто, его заменяла теплота отношений в семье.

Между тем мать Франсуазы с двумя сыновьями мыкалась в Париже, хлопоча об освобождении мужа. Ей даже удалось пробиться на прием к Ришелье, но тот наотрез отказался помиловать Констана. Тогда она принялась за длительный сутяжный процесс урегулирования денежных претензий мужа к его семье. Для изыскания денег на пропитание ей, дворянке, приходилось зарабатывать вышиванием и плетением корзин.

В 1642 году скончался Ришелье, в 1643 – Людовик ХIII, и Констан подпал под амнистию. Невзирая на то что ему шел уже шестой десяток, он затеял новый прожект, суливший золотые горы, – попытать счастья в Новом Свете. Многие отчаянные головы отправлялись в новые колонии Франции, обзаводились там плантациями и рабами; справедливости ради стоит сказать, что о большинстве этих смельчаков в дальнейшем не было ни слуху, ни духу, но кое-кто ухитрялся в буквальном смысле озолотиться. Констан по контракту с «Компанией Экваториальной Индии» обязывался освоить остров Мари-Галант в Антильском архипелаге. Эта задача была отнюдь не из простых, потому что на все эти острова ровно с таким же правом претендовали англичане.

В 1643 году родная мать забрала Франсуазу из Мюрсе и тотчас же посредством пощечин и чтения душеспасительных книг напомнила девочке о ее принадлежности к католической вере. Напряженные отношения между ними остались таковыми навсегда. В конце августа семья в полном составе отплыла из Ла-Рошели на Гваделупу. Плавание заняло два месяца и проходило в ужасающих условиях. Уже через несколько суток люди начали болеть цингой, протухшая вода и бесчисленные штормы лишь дополнительно ослабляли организм. Не проходило и дня, чтобы очередной труп не заворачивали в парусину, привязывали к доске и спускали на воду. Именно так собирались поступить и с маленькой Франсуазой, когда она свалилась с сильнейшей лихорадкой, и через пару дней ее тельце окоченело, подобно трупику. Все-таки матери показалось, что лицо дочери не имеет признаков трупного разложения, и она энергичными растираниями водкой вернула ее к жизни.

Жизнь на островах, сначала на Мари-Галант, затем на Сен-Кристоф, стала новым интересным опытом для девочки. Помимо общения с новой природой, она имела возможность много читать – чтение было страстью Мадам д’Обинье, помимо религиозной литературы, там присутствовал и Плутарх, – и писать бесчисленные письма родным по принуждению матери. Однако это занятие ей нравилось, и она охотно выполняла задание не только за себя, но и за своих братьев.

Тем временем Констан стакнулся с губернатором английской части острова и затеял новую авантюру по передаче французской части территории под власть английской короны, поскольку условия сосуществования органов власти двух не совсем дружественных королевств не были четко определены. Вскоре он отплыл обратно во Францию, оставив семью на острове. Во Франции Констан многократно выезжал в Англию, где публично отрекался от католицизма, собирал пожертвования доброхотных англикан, затем возвращался во Францию, где принимал католичество, собирая деньги у сочувствующих католиков. Заодно он сулил англичанам содействовать овладением островов Мари-Галант и Сен-Кристоф («Индская компания» облекла его полномочиями по ведению дел также и на этом острове). Констан вернулся на Сен-Кристоф, правда, с передачей острова под власть англичан ничего не вышло, и отец семейства отплыл обратно в Европу. Там он возобновил свои вояжи в Лондон. Тем временем семья без денег маялась на Антильских островах: с плантацией ничего не получалось, дом в одночасье сгорел, и Мадам д’Обинье приняла решение на последние деньги вернуться во Францию. Она еще не знала, что ее муж в августе 1647 года скончался.

Семья оказалась осенью этого года в Ла-Рошели, без денег, без теплой одежды. Они ютились в какой-то каморке под лестницей в доме в порту, Бинетт и ее брат Шарль ходили по монастырям, выпрашивая подаяние. Девочке уже исполнилось двенадцать лет, и она вполне осознавала эти ужасные унижения.

Весть о лишениях, постигших семью покойного Констана, достигла как протестантской, так и католической ветви семьи. Никто из близких не был в восторге от перспективы взять на себя обузу содержания бедных родственников, но страх перед общественным мнением не позволял католикам сдать родню на растерзание гугенотам, а протестантам – допустить торжества папистов. Мадам д’Обинье отправилась в Париж вести тяжбу по имущественным делам; сын Клод вскоре утонул в результате несчастного случая, подростка Шарля пристроили в пажи к губернатору Пуату, а Бинетту вновь забрали в поместье Мюрсе. Там тетка Луиза-Артемиза привлекла ее к своей благотворительной деятельности, беря с собой в больницу для бедных и заставляя раздавать нищим милостыню на мосту. Она не принуждала девочку посещать богослужения в храме гугенотов в Ниоре, но та присутствовала при чтении Библии в кругу семьи, пении псалмов, и это глубоко запечатлелось в ее памяти. Так она прожила в Мюрсе целый год. В скобках скажем, что ей не было суждено вновь встретиться с матерью – через пять лет Мадам д’Обинье умерла, – и она все больше отдалялась от Шарля.