Уильям Далримпл - Кох-и-Нур. Семейные трагедии, коварные заговоры и загадочные убийства в истории самого большого алмаза

С того момента, как Далип появился при дворе, он стал любимцем Виктории. Она хвалила его часто и с энтузиазмом: «Он очень симпатичный и прекрасно говорит по-английски, имеет красивые, изящные и достойные манеры. Он был красиво одет и усыпан алмазами… Я всегда так чувствительна по отношению к этим бедным свергнутым индийским принцам…» [286]

В бурлящей жизни английского двора махараджа пользовался статусом высокородного аристократа. За закрытыми дверями дворца он вскоре стал членом семьи Виктории. Несмотря на то что Дальхузи и другие советовали королеве не выказывать мальчику слишком много милостей, она игнорировала их, обильно осыпая махараджу подарками: ювелирными украшениями, камеями с собственным изображением, и даже подарила ему чистокровную лошадь. Они проводили вместе часы, рисуя друг друга, в Букингемском дворце и в Осборн-Хаус, резиденции королевы на острове Уайт, и Виктория была очень тронута тем, с какой добротой Далип отнесся к ее детям, особенно к младшему сыну, принцу Леопольду.

Леопольд болел гемофилией и часто страдал от ушибов и недомоганий. Его собственные братья обращали мало внимания на его болезненность, однако Далип неизменно поднимал ребенка вверх и сажал на плечи, чтобы тот никогда не чувствовал себя в стороне от детских игр. Принц Альберт также искренне полюбил махараджу и придумал ему герб для использования в Англии. В изображение входили два льва, держащие корону, увенчанную пятиконечной звездой. Альберт даже придумал девиз: «Prodesse quam conspici (делай добро, но не будь заметным»). Однако, будучи обладателем одного из немногих смуглых лиц при дворе, Далип всегда был заметен, и по мере того как шло время, он начал жаждать внимания.

10 июля 1854 года Далип стоял на специально выстроенной сцене в Белой гостиной Букингемского дворца, изо всех сил стараясь не двигаться. Королева Виктория попросила знаменитого придворного живописца Франца Ксавера Винтерхальтера запечатлеть для нее черты Далипа на холсте. Она намеревалась поместить портрет в Осборн-Хаусе. В шелковых штанах, тяжелой, расшитой золотом рубашке и прекрасных украшениях Далип выглядел точь-в-точь как король. На ногах у него были вышитые тапочки с загнутыми носами, а на голове красовался тюрбан с изумрудным сарпешем. На шее Далипа висел миниатюрный портрет Виктории из слоновой кости, усыпанный алмазами, а другая миниатюра была закреплена рядом с его сердцем, невидимая постороннему глазу. Королева в своем дневнике написала так: «Винтерхальтер был в восторге от красоты и благородства молодого махараджи» [287].

Однако один предмет явно отсутствовал в пышном наряде Далипа: не хватало амулета, который он носил на бицепсе, еще будучи ребенком. Потеря Кох-и-Нура всегда причиняла мальчику сильную боль, и это мучило королеву Викторию. Пока Винтерхальтер возился с мольбертом, она поманила леди Логин в угол гостиной. Виктория хотела поговорить с женщиной наедине. Лена Логин позже записала разговор в своем дневнике: «Она еще не носила его (Кох-и-Нур) на публике, и как она сама заметила, деликатно избегала этого и в присутствии махараджи». «Скажите мне, леди Логин, упоминал ли когда-нибудь махараджа Кох-и-Нур? Жалеет ли о нем и хотел бы увидеть камень снова?» [288]

Виктория приказала леди Логин выяснить это до следующего сеанса позирования, правда, Лена уже точно знала, что чувствовал мальчик:

«Не было другого предмета, который бы так наполнял мысли, разговоры махараджи, его родственников и вассалов, как алмаз, которого они лишились. Ибо конфискация драгоценного камня, который для человека Востока является символом суверенитета Индии, терзала разум Далипа даже больше, чем потеря его царства. Я боялась, как мальчик может отреагировать, если разговор об этом возникнет вновь!» [289]

Несмотря на опасения, леди Логин покорно завела этот разговор, когда они совершали верховую прогулку с Далипом в Ричмонд-парке через несколько дней. Как бы мальчик себя почувствовал, снова увидев Кох-и-Нур? «Я бы многое отдал, чтобы вновь держать его в своих руках! Я был всего лишь ребенком, вынужденным отдать алмаз в соответствии с условиями договора, но теперь я мужчина, и хотел бы сам, своей волей положить его в руку Ее Величества!» [290]Это был именно тот ответ, который королева Виктория хотела услышать. Но было ли это правдой? На следующий день, пока Далип позировал немецкому художнику во дворце, была разыграна своего рода пантомима. Лена Логин наблюдала, как эмиссар из лондонского Тауэра в сопровождении бифитеров вошел в гостиную. В руках он держал небольшую коробку, которую королева осторожно открыла, показала ее Альберту, и они вместе пошли туда, где на возвышении стоял Далип. Глядя на него, Виктория произнесла: «Махараджа, я хочу тебе кое-что показать!» Далип Сингх спустился и двинулся к королеве, не зная, чего ожидать. Она вынула драгоценность из коробки и уронила в протянутую руку, спрашивая, «стала ли эта вещь лучше, и узнал бы он ее снова?» [291].

Махараджа подошел к окну и протянул алмаз к солнечному свету. Кох-и-Нур был намного меньше, чем запомнился Далипу, и не той формы. Держа драгоценность в руке, мальчик чувствовал, насколько она стала легче. Впрочем, это был тот же Кох-и-Нур, и малейшее прикосновение к алмазу отзывалось в душе Далипа. «Несмотря на всю его вежливость и любопытство, – писала Лена Логин, – на его лице отразились подавляемые страстные эмоции. Очевидные, я думаю, и для Ее Величества, смотревшей на него с симпатией, но не без тревоги…»

Это величайшая возможность для меня как для верноподданного, мадам, самому предложить моей королеве – Кох-и-Нур! Ни Далип, ни кто-либо из его семьи никогда больше не окажутся так близко от алмаза.

Время, казалось, остановилось, и неловкость в комнате возрастала. Наконец, словно приняв решение после серьезной борьбы, и с глубоким вздохом молодой человек поднял глаза от драгоценности. «Я была готова ко всему, – вспоминала Лена Логин, – даже увидеть, как Далип во внезапном безумном приступе бросает драгоценный талисман из открытого окна, у которого он стоял! Мои собственные и нервы других зрителей были на пределе, когда он решительно двинулся туда, где стояла Ее Величество…» Поклонившись, Далип бережно вложил камень в руку королевы Виктории. «Это величайшая возможность для меня как для верноподданного, мадам, самому предложить моей королеве – Кох-и-Нур!» [292]Махараджа передал королеве нечто, больше ему не принадлежавшее. Ни Далип, ни кто-либо из его семьи никогда больше не окажутся так близко от алмаза.

Несмотря на то что передача камня в гостиной Букингемского дворца была скорее спектаклем, чем действительным согласием, махараджа освободил Викторию от чувства вины. Способ, которым камень был отнят у махараджи, вкупе с ее искренней любовью к Далипу были достаточны для того, чтобы королева перестала носить свою самую сказочную драгоценность. После того как Далип передал ей алмаз, она стала часто и открыто носить Кох-и-Нур на публике. Один из самых ранних и наиболее зрелищных «показов» драгоценности произошел чуть более года спустя. В 1855 году королева Виктория объявила о намерении отправиться во Францию с государственным визитом. Это была важная новость, потому что эта поездка не только стала бы первым государственным визитом британского монарха во Францию за более чем 400 лет, но она бы укрепила исторический союз между Францией и Великобританией, сформировавшийся в Крымской войне.