Елена Прудникова - Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

И если бы это было все! Дальнейшие (и куда большие) проблемы имели в своем основании специфический характер религиозности царской четы…

События, которые мы рассматриваем, происходили во время, прозванное «эпохой декаданса» (в буквальном переводе «упадка»). Упадок, разложение проявлялись во всем, и духовная сфера не стала исключением. Оккультные учения, мистицизм, спиритизм — все это буквально захлестнуло общество. Как в 90-е годы ХХ века, с той лишь разницей, что в 90-е годы православные во всем этом не участвовали, а в 10-е — еще как! Что они — хуже прочих?

Высшее общество снесло, с одной стороны, в мистицизм, а с другой — в самую простонародную веру, на грани то ли язычества, то ли суеверия. Одни и те же люди могли участвовать в спиритических сеансах и принимать у себя каких-нибудь «странников». Все это были явления одного порядка.

О религиозности Николая мы уже знаем: глубокая вера на грани фатализма, уверенность в том, что рукой царя управляет сам Бог. Супруга его с молодости была девушкой экзальтированной — «сумрачному германскому гению» вообще свойствен мистицизм. Владимир Гурко писал о ней:

«В Александре Федоровне глубокая религиозность проявлялась с молодости, наружно выражаясь, между прочим, в том, что она долгие часы простаивала на коленях на молитве.

Побуждаемая той же религиозностью, она восприняла перед вступлением в брак православие всем своим существом. Последнее оказалось для нее задачей не трудной; в православии она нашла обильную пищу для своей природной склонности к таинственному и чудесному. Она… пропитала православием все свое существо, притом православием приблизительно XVI в. (Уточнение: православие XVI века, каким его представляли в ХХ веке . — Авт.) Обрела она глубокую веру не только во все догматы православия, но и во всю его обрядовую сторону. В частности, прониклась она глубокой верой в почитаемых православной Церковью святых. Она усердно ставит свечи перед их изображениями и, наконец, и это самое главное, — проникается верой в „божьих людей“ — отшельников, схимников, юродивых и прорицателей… Войти в сношение с людьми этого типа Государыня стремится с первых лет своей жизни в России, и находятся лица, которые поставляют ей таковых в таком количестве, что царский дворец приобретает в этом отношении характер старосветских домов замоскворецкого купечества. С заднего крыльца, разумеется, по чьей-либо рекомендации, проникают такие лица во внутренние покои дворца, где Императрица с ними иногда подолгу беседует, а гофмаршальская часть обязывается их радушно угощать.

Царица по этому поводу даже говорила, что ей известны высказываемые по ее адресу упреки за то, что она охотно видится и беседует со странниками и различными „божьими людьми“.

„Но моему уму и сердцу, — прибавляла она, — подобные люди говорят гораздо больше, нежели приезжающие ко мне в дорогих шелковых рясах архипастыри Церкви. Так, когда я вижу входящего ко мне митрополита, шуршащего своей шелковой рясой, я себя спрашиваю: какая же разница между ним и великосветскими нарядными дамами?“

Одновременно она углубляется в чтение творений Отцов Церкви. Творения эти были ее настольными книгами до такой степени, что рядом с кушеткой, на которой она проводила большую часть времени, стояла этажерка, заключавшая множество книг религиозного содержания, причем книги эти в большинстве были не только русские, но и написанные на славянском языке, который Государыня научилась вполне свободно понимать.

Любимым ее занятием, наподобие русских цариц допетровского периода, стало вышивание воздухов и других принадлежностей церковного обихода…»

Что касается «божьих людей» — то разного рода «чудодейцы» вообще к тому времени вошли в моду в высшем обществе. Спириты, лекари, экстрасенсы, предсказатели «окучивали» поклонников новомодных религиозных течений. Для тех, кто ударился в православие, в избытке ходили по градам и весям «старцы», юродивые и прочая тому подобная публика, где на одного подлинно «божьего человека» приходился десяток жуликов. Если кто и мог отличить первых от вторых, то это как раз архипастыри в шелковых рясах — но к ним не было особого доверия (Как это знакомо, правда? Только здесь «божьи люди», а нынче у нас в моде «Бог в душе», но в остальном картина сходная.)

Впрочем, не чужда императрица была и новых веяний. По крайней мере, «целитель» месье Филипп, который обещал помочь ей родить сына, к числу «блаженных» не относился.

Да и царь не чужд был общению с подобными людьми. Так, 14 января 1906 года он записал в дневнике: «В 4 часа к нам пришел человек Божий Димитрий из Козельска около Оптиной пустыни. Он принес образ, написанный согласно видению, которое он недавно имел. Разговаривал с ним около полтора часа».

Дальнейшее развитие религиозности привело Александру Федоровну к самым простонародным суевериям (продолжим чтение Гурко):

«Образчики ее мистицизма, переходящего в грубое суеверие, имеются в ее письмах к Государю. Столь неожиданная для доктора философии Кембриджского университета, коим она числилась, вера в чудодейственность гребешка, подаренного Государю Распутиным, свидетельствует о полном порабощении некоторых сторон ее духовного облика.

По поводу этого гребешка Александра Феодоровна 15-го сентября 1915 г. пишет Государю:

„Не забудь перед заседанием министров подержать в руках гребешок и несколько раз расчесать волосы его гребнем“. Еще более удивительна фраза, помещенная ею в письме от 9-го сентября: „Моя икона с колокольчиком, действительно, научила меня распознавать людей. Эта икона и наш Друг помогли мне лучше распознавать людей. Колокольчик зазвонил бы, если бы они подошли ко мне с дурными намерениями“».

В сочетании с творениями отцов Церкви — это, конечно, сильно…

«Божьи люди», расчески с колокольчиками, стены, сплошь увешанные иконками и полочки с милыми «святыньками»… Странное какое-то православие. Нет, для экзальтированной приходской дамы, пять лет назад выкрестившейся из поклонников медитации и по сему поводу преисполненной святости, — самое то. Но приходская дама если кем и руководит, так это собственным семейством (редко!), а чаще «сама едет, сама правит, сама саночки везет», то есть вред причиняет минимальный. А если она жена и соправительница, свято уверенная и внушающая мужу, что тот абсолютный «хозяин земли русской», которому все должны повиноваться слепо, как писала она в письме, «дрожать перед ним»?

Для «отца Церкви» расчески и колокольчики — это несколько не то, чего от него ждут. Неудивительно, что между царской четой и «архипастырями в шелковых рясах» имело место… скажем так… некоторое непонимание.