Сергей Брилёв - Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг.

Донос не заставил себя ждать… Всего взяли тридцать шесть человек [587]. Эрнста задержали не позже 18 мая, когда арестовали уже и его родителей Анну и Рихарда [588]. Среди других арестованных – прятавшая его Элла Требе, его братья Вальтер и Фриц, жена Фрица Шарлотта, её родители Анна и Эрих Беккер, друзья семьи Хенрих и Линна Мюллер и Фритц и Валли Радох (их обвинили в «содействии») [589]. Арестовали даже разведённую с Эрнстом Бойтке первую жену, которая в застенках гестапо его не узнала: так он был изуродован пытками [590]. Её и беременную Шарлотту отпустили, а всех остальных казнили в концлагере Заксенхаузен 10–11 августа 1943 г. по прямому указанию рейхсфюрера СС Гиммлера. Личные вещи убитых, включая обручальные кольца, были конфискованы [591].

Казалось бы, всё крайне печально и очевидно. Но при перекрёстном анализе раздобытых нами теперь дополнительных сведений обнаружилось и несколько интригующих деталей.

Во-первых, изначально при завершении службы в Испании следующим адресом Бойтке в документах Коминтерна значился никакой не Советский Союз, а… Мексика (где мы уже нашли ещё одного человека из файлов SOE: упомянутого в начале этой главы Рудольфа Файтшманна) [592]. Допустим, что ответом на это является документ из того же личного дела в РГАСПИ, где Бойтке просит о возможности вернуться всё-таки в СССР [593]. Как мы знаем, в Советском Союзе он точно оказался, по крайней мере, к началу Великой Отечественной войны (когда был депортирован из Москвы в Караганду).

Но, во-вторых, «в 1946 или 1948 г. через своего представителя министерство [обороны СССР] запрашивало мать Скорохода, не хочет ли она выехать в Германию». Она отказалась, «так как официальным сообщением от 25 февраля 1943 г. она была поставлена в известность, что её муж пропал без вести» [594]. Согласимся, это крайне необычный поворот. Из Советского Союза и так не очень-то отпускали за границу, а тут переезд в Германию предлагают той, чей муж считается пропавшим без вести… К тому же 25 февраля 1943 г. – это дата парашютирования Бойтке, которое в SOE и НКВД сочли успешным. В тот день он никак не мог быть признан пропавшим без вести: как мы помним, первые сообщения о проблемах группы «Тоник» в миссии связи НКВД получили от британских коллег только летом 1943 г.

Наконец, в-третьих. Целиком обращение сына Бойтке, Скорохода, в Союз Обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР звучало так: «Осенью 1961 г. сестра жены Граапа случайно увидела его в [московском] метро, но поговорить с ним не смогла» [595]. Померещилось? Или нет?

10 ноября 1942 г. Именно тогда на горизонте британской службы саботажа и диверсий SOE впервые появились агенты-«ледорубы», о которых пойдёт речь в этой главе. После Победы тому, что постарше (Йозефу Цеттлеру), предстояло стать полковником-орденоносцем «Казарменной народной полиции» Восточной Германии. А тот, что помладше (Альберт Хуттари), изберётся в бургомистры своего родного городка Брунн-ам-Гебирге в Нижней Австрии.

В схеме «Ледоруб» было, как мы уже знаем, несколько австро-немецких групп, но эта – единственная, участники которой выжили и продолжили карьеры, не попав в ГУЛАГ.

Впрочем, британцам их реальные имена стали известны только после войны. А осенью 1942 г. Русская секция SOE получила от коллег из НКВД информацию о том, что из СССР в Британию отправляются «33-летний Александр Якубов» и «41-летний Николай Харламов». 19 января 1943 г. они сошли на британский берег в шотландском порту Тёрсо.

Когда на время пребывания в Соединённом Королевстве им потребовалось выдать карточки на продукты и купоны на одежду, произошла новая трансформация: транзитные британские документы получили «швейцарцы». Старший – «Николас Кеслер». Младший – «Альбрехт Клейн».

Вместе – группа «Эверест» [596].

Сразу отметим занятную деталь: в Англии младший член группы использовал ту же фамилию («Клейн»), которая для старшего группы была основным довоенным псевдонимом. Почти у всех эпизодов этой истории есть своего рода «двойное дно».

Старший участник группы «Эверест» обнаружился во всех трёх базах данных: и в TNA в Лондоне, и в РГАСПИ, и у СВР в Москве.

Согласно паспорту гражданина СССР, личность его была взята из «запасников» III Интернационала. Имеющийся в картотеке Коминтерна Николай Сергеевич Харламов – шофёр [597], уволенный из Коминтерна в 1937 г. после выговора за ненадлежащий уход за своим автомобилем [598]. На практике это означало, что если даже после всех «чисток» конца 1930-х гг. в Коминтерне и в войну продолжал работать настоящий британский шпион– «крот», то до истинной личности «Харламова», сошедшего на шотландский берег, ему было не добраться. Может, этот «крот» рыл бы и рыл, но все равно уткнулся бы в тупик.

Британцы, разговорив прибывшего к ним «Харламова», пришли к следующим выводам:

«Советский гражданин баварского происхождения. 41 год. Женат. Атеист. […] В раннем детстве остался сиротой. В возрасте восьми лет начал трудиться на ферме, работая много и бесплатно. Потом был отправлен на шахту, где работал до 18–19 лет за очень низкую зарплату. Его здоровье ухудшилось настолько, что врачи сказали, что жить ему максимум до 28 лет.

Примерно в это время он приехал в Россию. Там ему назначили лечение, оказавшееся очень успешным. Конечно же, он очень благодарен и чувствует себя в большом долгу. Он вступил в Красную Армию, служил в пехоте и в танковых частях. Спустя некоторое время он стал заниматься нынешней работой […]

Общие характеристики:

[…] Похож на человека, который слепо выполнит то, что прикажут, и всегда так поступал.

Любимая тема для разговоров – Россия и как там замечательно […]

Навыки:

Обученный радиооператор. Много ездил (для партии) по Франции, Северной и Южной Америке, Испании, Италии, Польше и Балканам […].

Он служил политкомиссаром в интербригаде на испанской Гражданской войне […].

Он получает письма и телеграммы от семьи через посольство, что крайне необычно» [599].

Ещё интересная деталь. Согласно имеющемуся в архиве Коминтерна личному делу Цеттлера, английским языком он владел «слабо» [600]. Между тем в самой Англии посчитали иначе. Та же характеристика SOE гласит, что он «говорит хорошо на немецком, хорошо на австрийском диалекте, […] fair на английском» [601]. То есть приемлемо говорил. Более того, был в состоянии вести даже комплексные разговоры – в той же бумаге говорилось: «оказавшись в Англии и впервые столкнувшись с независимыми суждениями, [он] обращается к статистике, на которую можно положиться» (хотя автор бумаги и отмечал, что, на его вкус, «собственные взгляды [“Кеслера”] часто ребяческие»). [602]