Сергей Брилёв - Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг.

В РГАСПИ в личном деле первого кандидата в «Иваны Русаковы», Артуро Кабо Мартина, есть загадочная рукописная, как говорят профессиональные архивисты, «помета» , датированная 17 декабря 1951 г.: «Совершенно секретно. Согласно сообщению КП [Испании, ] Артуро Кабо оказался провокатором» [987]. Как явствует из данных французских коммунистов, в 1946 г. Артуро был в Тулузе администратором журнала испанской компартии Mundo Obrero («Рабочий мир») [988]. То есть, очевидно, выполнив «тайную миссию» (в Испании?), он не стал возвращаться в СССР, а осел в Западной Европе и скончался в 1992 г. [989]Никаких дополнительных пояснений о том, в чём же состояла его «провокация», в РГАСПИ не содержится. И всё-таки, кое-что можно предположить, зная послевоенный «крутой маршрут» нашего второго кандидата в «Иваны Русаковы» – «Ивана наоборот», несостоявшегося лётчика Хуана Руиса…

Как и Артуро, Хуан пережил войну, а после неё работал на некой московской «фабрике № 30» (по крайней мере, так это формулирует сегодняшняя андалусийская газета «Ла Опиньон де Малага») [990]. Кстати, в этой фабрике можно угадать авиазавод под тем же номером – предприятие, при котором выпускник кушнаренковской спецшколы Агустин Гомес организовал футбольную команду под флагом «Крылья Советов» (целиком состоявшую из испанцев) [991]. Интересное совпадение. А Хуан Руис? Осенью 1948 г. его… арестовывают, сажают в Бутырку [992], а потом дают 10 лет лагерей [993]. За что?! Справку о том периоде жизни испанской общины в СССР подготовила для нас Роса Санс (дочь Анхеля Санса – последнего пилота-республиканца, остававшегося в живых в XXI веке и хранившего память о своих товарищах по авиашколе). Она написала: «Аресты 1946–1949 гг. и приговоры на восемь, десять и пятнадцать лет лагерей последовали за «антисоветскую пропаганду» и «шпионаж». В эти сети попались пилоты Хуан Беллоби Роиг, Хосе Туньон Альбертос, Мигель Гомес Сапатеро, Хосе Антонио Рамирес Рейес, Хуан Бласко Кобо и Хуан Руис» [994]. А ещё есть пояснения историка Луизы Иордаке, которая заслуженно считается главным в сегодняшней Испании летописцем общины «совиспанцев». Она уточнила следующее: «Аресты 1946–1949 гг. последовали в годы, когда [в среде “совиспанцев”] возродилось желание уехать из СССР». Луиза приводит слова одного из таких беженцев: «К сожалению, в советских органах и испанской [Коммунистической] партии не было недостатка в тех, кто политизировал проблему, интерпретируя желания воссоединиться с семьями как преступление, связанное с неблагодарностью к родине пролетариата. К приговорам приводили критика советского режима и визиты в иностранные посольства» [995]. Наш герой, не получив выездную визу, решил обратиться с жалобой на советские власти в ООН. Сделать это Хуан и его товарищи пытались через временного поверенного в делах Венесуэлы в СССР. Но тот посоветовал написать не в ООН, а Диего Мартинесу Баррио, в 1945–1962 гг. выполнявшему в изгнании обязанности президента поверженной Испанской республики [996]. Послание, составленное на его имя, в частности, гласило: «Пилоты, которые хотели уехать, попали в тюрьму и содержатся в концлагерях в Караганде […] Нашим желанием является то, чтобы были предприняты меры, способствующие нашему свободному выезду из этой страны». Письмо было подписано так: «Триста испанцев» [997]. И, хотя они пытались сохранить анонимность, советские внутренние спецслужбы перехватили бумагу и определили авторов.

Согласно испанским данным, вскоре и сам Хуан стал заключенным номер 5110/37 [998]в лагере, который, судя по российским источникам, назывался «Озёрный» и располагался у станции Вихоревка [999]в Иркутской области [1000]. Лагерь считался с «особым режимом». Отличительные черты такого режима – например, номера на одежде и решётки на окнах бараков. Работали заключенные не только на лесоповале, но и на строительстве БАМа. Приведём обширную цитату из сборника «Лагеря ГУЛАГа и ГУПВИ на территории Иркутской области», где есть свидетельство экс-заключённого Озерлага, поэта А. В. Жигулина:

«Нормы выработки грунта на человека были заведомо невыполнимые, рассчитанные на истощение и гибель. Чтобы сохранить людей и выполнить производственный план, бригадиры нередко использовали “туфту”. Расчищали от снега участки для выемки грунта, снимая верхний слой. Внешне все выглядело нормально. Стояли тачки с глиной наготове. Но в насыпь насыпали не землю, а снег, трамбовали его, валили деревья, клали хвою из крон. Насыпь росла, засыпалась сверху землей на полметра и вновь трамбовалась. Снег, хвоя, деревья и земля смерзались в прочный монолит. Сверху клали рельсы и шпалы. “Туфта” обнаруживалась лишь через восемь – девять месяцев, когда бригада находилась уже на другом участке, в другом месте» [1001]. Кстати, по иронии судьбы в ГУЛАГе соседями испанцев-республиканцев оказывались и взятые в плен на советско-германском фронте испанцы-франкисты из «Голубой дивизии»…

Из бумаг ГАРФ следует и ещё кое-что, никак не менее значимое.

Оказывается, Хуан прошёл не через один, а через два сталинских процесса. В «оттепель» заместитель генпрокурора СССР Д. Салин просил пленум Верховного суда СССР признать недоказанным обвинение Руиса, из-за которого уже в ГУЛАГе ему «накинули» ещё десять лет. Речь шла о его предполагаемом участии в организации, созданной с целью «оказания сопротивления органам МВД при применении к заключённым репрессивных мер» [1002]. Согласно материалам дела, такая организация действительно имелась в лагере «Озёрный», а верховодил в ней бывший офицер-власовец Слученков Энгельс Иванович (какое имя-отчество!), который ещё написал программу «Российской патриотической партии народной свободы» [1003]. Являлось это дело сфабрикованным или нет, сегодня понять невозможно (в довольно пухлой папке с документами присутствует и обвинение в убийстве стукача «остроотточенным напильником» [1004]; впрочем, мы понимаем, что на антисоветчиков могли для отчётности повестить и «висяки» – нераскрытые преступления уголовников). В любом случае, в «оттепель» прокурор писал, что Руис в убийстве не участвовал. Однако вернемся к аресту Хуана за письмо испанскому правительству в изгнании.

В обстоятельствах этого ареста, произведенного силами Министерства госбезопасности (МГБ), есть то, что невольно меняет и индивидуальные, и коллективный портреты тех, в ком мы знаем или можем предположить участников англо-советской схемы «Ледоруб».

Мы помним пример немца Цеттлера из группы «Эверест» и знаем, как обманчивы бывают чёрно-белые фотографии тех времен: в случае с Цеттлером с карточки на нас смотрит человек, который кажется брюнетом, а в анкете чётко сказано, что он блондин.