Александр Бушков - Крым и крымчане [Тысячелетняя история раздора]

Миних взломал Крым, словно открывал консервную банку топором. Первый Крымский поход при Анне Иоанновне относится к 1735 году. В причерноморские степи был отправлен с 28-тысячным корпусом генерал-поручик Леонтьев, получивший приказ наказать союзных Крыму ногайцев за участие в татарских набегах, а потом «предать огню и мечу» весь полуостров. Леонтьев, безусловно, не был военной бездарностью, что доказал делом и до этого похода, и позже – но поход оказался неудачным. Первую часть приказа Леонтьев выполнил исправно: покрошил более четырех тысяч ногайцев и взял немало скота, но потом грянули холода, в первую очередь из-за них, а не в боях Леонтьев потерял более 9 тысяч человек. Подчиненные ему генералы оказали открытое неповиновение командующему: самовольно собрав военный совет, постановили Леонтьеву более не подчиняться и отступать. Корпус вернулся на Украину. Особая комиссия, разбиравшая результаты неудачного похода, Леонтьева оправдала полностью.

А в следующем, 1736 году на Крым двинулся Миних. Вопреки сложившемуся мнению он двигался не одним сплошным каре с окруженным пехотой обозом, а шел пятью колоннами. И 28 мая одним решительным ударом захватил Перекоп. Некоторые из его генералов советовали тут и остановиться, подождать обозы – но Миних был потверже Леонтьева (находившегося, кстати, здесь же под началом фельдмаршала) – и по его приказу войска не мешкая ворвались в Крым. Теперь Железного Дровосека уже никто и ничто не могло остановить. Перекоп был взят 28 мая, а 5 июня Миних уже взял Евпаторию. Леонтьев тем временем занял Кинбурн, где освободил 250 русских пленников, захватил 49 орудий и множество скота.

Железный Дровосек неудержимо двигался вперед, в возникавших там и сям боях рассеивая татарскую конницу. 16 июня он взял ханскую столицу Бахчисарай с его знаменитым одноименным дворцом – на стене которого кто-то из предыдущих ханов, должно быть, большой оптимист, велел написать давненько тому: «Крымский трон озарил своим сиянием весь мир». Самоуверенность, прямо скажем, излишняя…

И дворец, и город солдаты разграбили дочиста – опять-таки в этом нет никакого «русского варварства», – в те времена так поступали со взятыми городами все европейские армии, это считалось прямо-таки хорошим тоном. После чего по приказу Миниха и дворец, и столицу спалили дотла.

(Позже, в пушкинские времена, русские путешественники в Крыму (кажется, и сам Пушкин) оставили немало писаных воспоминаний о жестоко их разочаровавшем своим видом Бахчисарайском дворце – все ожидали увидеть нечто пышное и величественное, а перед ними предстало довольно неказистое здание. Что ж, к тому времени как-то забыли, что по-настоящему пышный и величественный ханский дворец дотла спалил Миних, а последующая постройка, когда было утрачено прежнее мастерство и у хана уже не было столько денег и наемных искусных мастеров, и в самом деле вышла неказистой…)

По логике войны теперь следовало занять Кафу, сильнейшую в Крыму крепость (куда к тому времени отступили все воевавшие в Крыму, естественно, на стороне хана, турки). Трудно сказать, что получилось бы у Миниха, вполне возможно, дело закончилось бы и удачей. Но тут вступили в игру те обстоятельства, что здорово навредили как и предыдущим походам, так и последующим. Жара, нехватка воды и провианта, болезни… Татары применили тактику «выжженной земли», дочиста опустошив те районы, по которым русская армия должна были идти к Кафе. Обозы, шедшие к Миниху от Перекопа, не имели серьезного воинского прикрытия, и степная конница их легко перехватывала. Болезни достигли такого размаха, что слегла треть армии Миниха, а оставшиеся две трети чувствовали себя не лучшим образом, были измотаны и голодны. Военный совет принял решение отступать к Перекопу – и Миних, как человек трезвомыслящий, его принял.

Вот теперь армия и в самом деле построилась в одно общее каре и десять дней шла к Перекопу, разоряя и сжигая попадавшиеся на пути деревни, отбивая постоянные атаки татар. Упрямый Миних не собирался уходить так просто: он предполагал остановиться у Перекопа, не уходя из Крыма, пополнить запасы и с частью армии отправиться к Кинбурну, чтобы помешать собиравшейся там турецкой армии перейти Днепр, – а другую часть войск отправить назад в Крым.

Не получилось. Запасы не удалось пополнить из-за того, что татары по-прежнему перехватывали обозы и фуражирные команды, болезни ширились, провизии и воды не хватало. Вновь собравшийся военный совет постановил уходить из Крыма. И Миних ушел, увел войска на зимние квартиры. Завоевания Крыма не получилось, но значительную часть полуострова разорили начисто.

В следующем, 1737 году поход в Крым повторился, но уже без Миниха. Решено было нанести два удара по двум разным направлениям: по турецкой крепости Очаков и по Крыму. К Очакову пошел Миних с 90-тысячной армией и крепость взял. В Крым вошел фельдмаршал Ласси с 40 тысячами регулярной армии и 15 тысячами казаков. Он предпринял оригинальный, хотя и рискованный, ход. Крымский хан не ожидал вторжения русских иначе как через Перекоп – где и встал с 60-тысячной армией, но Ласси пошел обходным путем. По Арабатской косе (или Арабатской стрелке) – полосе суши длиной в 103 версты и шириной до 5 верст, тянувшейся вдоль восточного побережья Крыма. Потом, наведя мосты, вошел в Крым, дал несколько успешных для русских сражений и произвел, как деликатно выражается Военная энциклопедия, «большие опустошения».

Ласси, чувствительно потрепав татар в боях и изрядно разорив все, что смог, счел свою задачу выполненной и отступил тем же путем.

В следующем, 1738 году он туда вернулся прошлогодним путем. В обход. Правда, уже по другому маршруту – воспользовавшись западным ветром, «угнавшим» воду из Сивашского пролива, перешел по нему, как впоследствии поступила и Красная Армия под командованием Фрунзе. Снова успешные для русских сражения, снова горит все, что можно поджечь. И снова объявляются прежние беды: нехватка продовольствия и воды, болезни…

(Миних тем временем отвлекал турок ударом по Молдавии, где изрядно расколошматил янычаров в чистом поле под Ставучанами.)

В этот раз вместе с сухопутной армией действовал и русский военный флот под командованием вице-адмирала Бредаля. Флот, нужно сразу уточнить, состоял не из боевых кораблей, а из 217 больших лодок на манер запорожских или донских, вооруженных малокалиберными фальконетами. К тому же после внезапно налетевшего шторма лодок осталось только 47 – а с моря подходил турецкий флот из двух линейных кораблей, фрегата и 85 боевых галер. Однако в столь неравных условиях Бредаль ухитрился выиграть. Оставшиеся лодки он расположил в две линии, в шахматном порядке, на глубине менее чем в два метра – так что турецкие «настоящие» корабли, грозные на «большой воде», со своей глубокой осадкой попросту не могли подойти к лодкам достаточно близко. На суше Бредаль разместил еще и береговые батареи.