Эрих Куби - Русские в Берлине [Опыт Второй мировой войны. 1941–1945] [litres]

Помимо редакционных совещаний, на которых обсуждался следующий выпуск, также проводилась ежедневная «аутопсия», во время которой последний вышедший номер безжалостно разносился в пух и прах. Немецкие журналисты, работавшие на газету, припоминают, какое оживленное время это было.

В первом номере, вышедшем 15 мая, читателям сообщали, что газета будет «рассказывать немцам правду о Красной армии и Советском Союзе, помогать им сделать верный выбор в нынешней политической ситуации, изжить последние следы гитлеровского варварства и направить всю свою энергию на восстановление нормальной жизни».

Двумя днями раньше, 13 мая, из Тегеля начало свое вещание «Радио Берлина». Его программы вскоре пробудили огромный интерес не только в городе, но и во всем мире, и некоторые материалы использовались также другими радиостанциями.

Через шесть дней после первого выхода Tagliche Rundschau в Берлине появилась вторая ежедневная газета. Ею стала Berliner Zeitung – «Берлинская газета», которая имела менее ярко выраженную официальную коммунистическую направленность. Полковник Кирсанов, ее первый редактор, позднее возглавил Tagliche Rundschau, а сейчас он преподает экономику в Московском университете. Во время нашей беседы в Москве он припомнил: «Я прибыл в Берлин 17 мая. 18-го меня представили главе политотдела СВАГ и поручили создать новостное агентство и новую газету. На это мне дали три дня и пять молодых помощников-лейтенантов».

Изначально Berliner Zeitung издавалась в Нойкельне, на Урбанштрассе; затем и она переехала в «Дом Моссе», где открылся новый издательский центр. С точки зрения журналистов, Берлин, хоть и лежащий в руинах, остался традиционным центром газетной индустрии.

Берлин как центр издательского дела встал на ноги задолго до Берлина как культурного центра. Это сейчас принято говорить со сверкающими от энтузиазма глазами о Берлине лета 1945 года так, будто после окончания нацистского правления интеллектуальная и культурная жизнь Берлина, которая так долго подавлялась, с неудержимой силой забила ключом, что ненадолго напомнило «ренессанс» 1920-х годов, единственное время, когда немецкий город являлся центром мировой культуры. Однако те, кто так говорит, похожи на путников в пустыне, приходящих в восторг от стакана солоноватой воды после двух дней без питья, той самой воды, которую в обычных обстоятельствах они выплеснули бы. По правде говоря, в Берлине не возникло никакого достойного упоминания «ренессанса». Или, если уж на то пошло, во всей Германии тоже.

Пустыми оказались не только ящики письменных столов писателей – те, кто из них еще остался в Германии, не писали практически ничего, чего не намеревались издавать нацисты, – но и их головы. Ни у кого не нашлось новых идей, соответствующих новым временам. Не было того возрождения, которое немцы наблюдали в 1918-м; Гитлер сделал все возможное, чтобы подобного не случилось. Главными театральными событиями стали «Наш городок» и «На волосок от гибели» Торнтона Уайльда. Основными литературными – переиздания Гете, Гейне, Адальберта Штифтера и других великих творцов прошлого, чьи произведения, как мы видели, были рекомендованы школьникам для чтения, за неимением чего-то более или менее современного.

Разумеется, куда приятней и веселей станцевать короткий балет или поставить «Дядю Ваню» на импровизированной сцене кое-как залатанного зала и получать рацион № 1, чем от 6 до 8 часов в день разбирать кирпичи и получать рацион категории № 2. Вот почему в Берлине развелось почти столько же «деятелей искусства», сколько и «мусорщиц». Имели ли эти усилия какое-нибудь значение, кроме обеспечения людей необременительной и хорошо вознаграждаемой работой? Вот что сказал на эту тему Фридрих Люфт:

«Вчера мне подвернулась возможность проехать через город. Ужасно! К разрухе в своем районе как-то привыкаешь. Но только сейчас я понял, как мало всего уцелело в Берлине. Я задумался: а не вводим ли мы сами себя в заблуждение? Я проезжал мимо бесчисленных афиш, рекламирующих театральные, оперные и концертные программы. Позднее я просмотрел рекламу в газете; в разных районах ежедневно давали почти 20 спектаклей и с полдюжины концертов. В двух зданиях оперы постоянно шли представления – какой еще город в мире мог таким похвастаться? Но не являлось ли все это какой-то нездоровой тенденцией? Не было ли слишком безответственно и легкомысленно заполнять все эти театры и кинозалы? Я обдумал этот вопрос и решил, что ответ очевиден – НЕТ!

Мы прошли долиной скорбей и печалей. И видит Бог, даже после этого у нас нет поводов для легкомысленных поступков. Повсюду вокруг нас горе. Остается еще многое сделать. Но благословенны те часы, которые отрывают нас от самих себя, – часы, которые возвращают в нашу жизнь музыку и звуки великих мастеров. Благословенны часы, дающие нам возможность расслабиться, наполняющие нас новыми мыслями, открывающие нам новый мир и возносящие над убогой повседневностью.

Поэты… давайте послушаем, что у них есть сказать нам сегодня. Война оставила нас обессиленными, духовно опустошенными и жаждущими добра и духовного очищения; она оставила нас исполненными любознательности к нашему миру, слышащими призывный звук добра, братской любви, нового понимания человечности, который теперь зазвучал снова – теперь, когда воздух перестали сотрясать гимны ненависти, как это происходило 12 долгих лет.

Искусство – это не воскресное развлечение, как и не украшение, которое выставляется в стеклянной витрине по выходным дням. Искусство – суровая необходимость, особенно теперь, когда у нас столько тягот. Только духовное делает жизнь насыщенной, и что касается меня, то я не желаю жить в мире без музыки. Какой прок в новом доме с пустыми комнатами? Нет, искусство – это необходимое условие настоящей жизни. Невозможно уделять ему слишком много внимания или слишком сильно любить его» (радиопрограмма Фридриха Люфта на радио R.I.A.S. в первом цикле программ под названием «Голос критика» от 7 февраля 1946 г.).

Все это замечательно, однако искусство, предлагавшееся нам в то время, не содержало даже намека на новую духовность. Художественных выступлений, от серьезных до любительских, имелось в избытке, но единственной новизной в них оказалась изменившаяся политическая обстановка, в которой они происходили. И все же нельзя не отметить, что артисты были свободны в своем творчестве и что Берзарин сам избрал способ облегчить им жизнь.

Но даже при всем этом режиссерам, актерам, певцам, административному персоналу, рабочим сцены и музыкантам оркестра сначала пришлось поработать стекольщиками, плотниками, малярами, уборщицами и кровельщиками, прежде чем можно было дать первое представление. Муниципальная опера, которой в 1943 году пришлось перебраться из разбомбленного здания на Бисмаркштрассе в Адмиралпаласт, теперь обрела новый дом в относительно хорошо сохранившемся «Театре Запада» на Кантштрассе. Театр открылся 15 июня с балета. Вслед за ним 23 июня последовал симфонический концерт. В течение следующего года в нем дали 142 оперы, 67 балетов, 78 концертов и 43 специальных представления для британских войск.