Эрих Куби - Русские в Берлине [Опыт Второй мировой войны. 1941–1945] [litres]

В конце июня Эрнста Легала назначили главным помощником режиссера (генерал-интендантом, то есть старшим управляющим). Прочесывавший улицы в поисках немецких солдат русский патруль задержал его, а когда в документах они увидели слово «генерал», то по ошибке приняли его за высокопоставленного офицера. Дабы вывести их из заблуждения, Легал прямо посреди улицы с превеликим удовольствием продекламировал им Пасхальный монолог из «Фауста». Это убедило их, однако его все равно отправили в фильтрационный лагерь Людвигсфельде, где он пробыл два дня. Вернувшись в Берлин, Легал связался с Паулем Вегенером, который ссудил ему костюм и нашел место для проживания. Потом Вегенер, которого русские глубоко уважали, попросил Легала помочь ему в организации центра для артистов на Гаштайнерштрассе. Также он устроил встречу Легала с Берзариным в Карлсхорсте, куда их обоих доставили на грузовике и где накормили роскошным завтраком.

15 июня из Москвы прилетел Густав фон Вангенхайм, еще одна крупная величина немецкого театра. Он обосновался в театре «Шифбауердамм», где использовал под свое жилье гримерную. Соколовский предоставил ему автомобиль и водителя. Винцер, занимавшийся в городском совете вопросами культуры, свел Вангенхайма с Фелингом, который тогда руководил театром в Целендорфе – перед тем, как возглавить «Немецкий театр».

Примерно в то же самое время на Шлютерштрассе открылся центр для артистов, которым Пауль Вегенер руководил «подобно Богу Отцу», как выразилась Рут Андреас-Фридрих. Здесь набирали актеров на различные роли во всех берлинских театрах, и здесь же люди могли снабжать друг друга удостоверениями о политической благонадежности и профессиональной пригодности, которые являлись ключами к заветным рационам категории I.

4 июля 1945 года, в Доме радио на Мазуреналлее была основана «Культурная лига за демократическое восстановление Германии», и первые послевоенные годы Дом радио оставался ведущим культурным центром Берлина.

Музыканты Берлинского филармонического оркестра вытащили себя из всеобщей разрухи собственными силами. В марте 1945 года, в Адмиралпаласте и Зале Бетховена, они дали последние концерты в нацистской Германии, в апреле они все еще имели возможность записывать музыку для немецкого радио. Затем часть их инструментов пришлось укрыть в бомбоубежище разбомбленного концертного зала на Бернбургерштрассе, тогда как большую часть отправили в Кульмбах в Баварии. Некоторые из дальновидных музыкантов забрали свои инструменты домой. Сам оркестр отказался от эвакуации в Южную Германию, хотя на этом настаивал сам министр вооружений Шпеер.

В начале мая два музыканта оркестра встретились дома у Фишера, директора оркестра еще с довоенных времен. В течение недели разыскали еще почти сорок музыкантов. Первая репетиция состоялась 17 или 18 мая в школе района Вильмерсдорф. Инструменты из бомбоубежища на Бернбургерштрассе исчезли – никому не известно, куда их утащили мародеры или русские. Фраки и инструменты, отправленные в Кульмбах, также бесследно исчезли. Три года оркестранты выступали в обычных костюмах и играли – кроме тех, у кого остались собственные, – на взятых взаймы инструментах.

А поскольку Фюртванглер, как и большинство немецких дирижеров, пока не прошли денацификацию, оркестр попросил Лео Борхарда, запрещенного в Третьем рейхе дирижера, дирижировать на первом послевоенном концерте в Титаниапаласт. Согласно одному из музыкантов, концерт дали в воскресенье 27 мая, однако Рут Андреас-Фридрих, друг Борхарда, утверждает, что он состоялся в субботу 26 мая. Официальная хроника городского совета Берлина полностью проигнорировала этот концерт, который несомненно должен был стать важной вехой берлинских культурных событий. И хотя не имеет особого значения, 26 или 27 мая давался концерт, это небольшое расхождение показывает, что даже очевидцы, сами принимавшие непосредственное участие в культурной жизни тех лет, часто оказываются неточны, когда дело доходит до деталей, и что многому из впоследствии опубликованного в качестве подлинных материалов от очевидцев событий не во всем можно доверять.

23 августа 1945 года, по трагической случайности, Борхарда застрелил британский военный патруль – в темноте солдат принял английскую машину дирижера за русскую. Преемником Борхарда стал румын Серджу Челибидаке, который в конце войны был студентом Берлинского музыкального училища и который блестяще воспользовался такой неожиданной возможностью.

Денацификация Фюртванглера стала в немалой степени заслугой издательской группы Стихноте. Вернер Стих-ноте – который тогда владел и управлял издательским и типографским домом, а сейчас является директором издательского дома Ульштейна, – в конце войны оказался в Капуте, в земле Бранденбург. Здесь находилось излюбленное место деятелей искусства и науки; перед эмиграцией в США здесь жил Эйнштейн. Вот что рассказал сам Стихноте, когда мы спросили его, чем он занимался в то время:

«Вместе с Кипенхойером, Кукельхаусом и Андреасом Вольфом, в своем укромном месте, мы ожидали появления русских. Когда они пришли – если не ошибаюсь, это было 21 или 22 апреля, – то почти не доставили нам неприятностей. Начать с того, что мы их мало видели. Своих женщин мы спрятали в подвале. Когда русское подразделение пришло обыскивать наш дом, женщин они не заметили, однако часов я лишился в первые же пять минут.

Нам повезло, потому что русские назначили Вольфа, книготорговца, родившегося в России и бегло говорившего по-русски, первым гражданским комендантом Капута. Нет необходимости говорить, как это упростило нам жизнь. Однако, когда я через несколько дней вернулся на свои предприятия в Потсдаме, меня там встретили уже менее благожелательные русские. Как и все остальные типографии, мою опечатали.

Поначалу все мы переживали шок от того, через что только что прошли. Никто и думать не смел строить планы на будущее, когда на кону стояли наши жизни. После того как более или менее снова заработала система рационов, русские ввели свои пресловутые льготы для тех, кого они называли творческой интеллигенцией. Я оказался одним из их бенефициаров.

Невозможно как-то обобщить отношения с русскими. Слишком уж велики различия. Наши встречи с русскими интеллигентами в управлении Тюльпанова оказались наиболее продуктивными. Во время них я познакомился со многими видными и влиятельными русскими. Реабилитация Вильгельма Фюртванглера брала свое начало в моем доме. Живший здесь импресарио русского происхождения свел вместе управление культуры и Фюртванглера. И, к чести русских, они приложили все силы для реабилитации Фюртванглера. Я присутствовал на первом после его возвращения в Берлин концерте в Титаниапаласт и видел, что многие русские были так растроганы, что даже плакали.